– Тебе не показалось, что Ларфауи опасался за свою жизнь?

Фокси подняла на меня свои огромные глаза. Выпустив мои руки, она снова принялась за соты. Я настаивал:

– Ответь мне. Ты думаешь, что этот клиент и прикончил Ларфауи?

– Знаю одно: охотники за черной ибогой – опасные люди. Одержимые. Сатанисты. И Ларфауи не выполнил их требование. В этом я уверена…

Фокси ошибалась. На месте преступления Люк нашел изрядное количество черной ибоги. Я представил себе другой сценарий: Пришелец из Тьмы и убийца Ларфауи – одно и то же лицо. Торговец удовлетворил заявку, но по неизвестной причине Пришелец его убил, однако ибогу искать не стал.

– А Ларфауи не говорил с твоими девочками о своем клиенте? Какие-нибудь детали позволили бы мне его узнать.

Она вылила в пиалу вязкую красную жидкость и принялась мешать ее медным пестиком. Потом ответила загробным голосом:

– Да, Ларфауи говорил с девочками. Он умирал от страха. Он говорил, что человек был… особенным.

– В каком смысле особенным?

Ее голова качалась на длинной черной шее. Разговор ее раздражал – или беспокоил:

– По словам Ларфауи, он что-то задумал.

– Что именно?

– Honey, не настаивай. Вспоминать все это – очень плохо.

– В первый раз ты мне сказала, что торговца убил священник. Не думаешь ли ты, что он мог быть этим клиентом?

– Отстань от меня. Я должна приготовить обережное зелье для моих девочек.

У меня по лбу струился пот. Дым благовоний ел глаза. Все кругом казалось красным.

Я поднялся. Фокси продолжала медленно вращать пестиком, опустив глаза на пиалу. Вдруг она прошептала:

– Он все время смотрит на нас. Он нас преследует.

– Кто?

– Тот, кто убил мою девочку. Тот, кто убил Ларфауи.

Мне жгло горло, будто я накурился полыни. Я возразил:

– Это я его преследую.

Колдунья усмехнулась. Я хотел повысить голос, но в результате дал петуха:

– Не надо меня недооценивать. Пока еще никто не выиграл партию!

– Ты не знаешь, с кем сцепился, – у нее на лице появилось выражение насмешливой жалости. – Honey, ничего-то ты не понял в этой истории!

4 часа утра

Телефонный звонок.

Голос Фуко:

– Я нашел твою дамочку. Улица Труа-Фонтано в Нантере.

Это был адрес важного подразделения Министерства внутренних дел.

– Ты туда поедешь, да?

– Я оттуда возвращаюсь.

– Ты достал то, что я тебя просил?

– Все досье отсканировано, дружище. Часть, которая касается Манон.

– Ты где сейчас?

– Я подъезжаю к своему дому. Я бы хотел несколько часов поспать, если ты не возражаешь.

Фуко жил в Пятнадцатом округе, позади квартала Богренель.

– Я на площади Республики, – сказал я, поворачивая ключ зажигания. – Внизу у твоего дома через десять минут?

– Я тебя жду.

Я ехал по набережной. Дождь прекратился. Над блестящим от влаги Парижем парила предрассветная тишь. Никого на улицах и во всем мире. Мне нравилось это ощущение. Чувство взломщика, одинокого и свободного. Налетчика, живущего наперекор всем остальным, на оси времени и пространства.

Я миновал Богренель и, свернув налево, проехал по проспекту Эмиля Золя до перекрестка с Театральной улицей. Я увидел машину Фуко с погашенными фарами. Заметив меня, он выскочил из машины и пересел ко мне.

Он сразу же кинул мне флешку.

– Здесь все. В заархивированном виде.

– В Маке откроется?

– Никаких проблем.

Я смотрел на серебристый прямоугольник на своей ладони:

– Как ты ухитрился попасть в кабинет Маньян?

– Я показал удостоверение. Всегда выбирай самый простой путь – ты же сам меня учил. Дежурный был полусонный. Я сказал ему, что судебному следователю срочно понадобились материалы дела, и даже побренчал у него перед носом своей связкой ключей в доказательство того, что меня послали отпереть кабинет. Я быстренько все просмотрел. Никаких доказательств ее вины у них нет.

– Спасибо.

Фуко открыл дверцу машины. Я его задержал:

– Я хочу видеть вас всех завтра утром: тебя, Мейера, Маласпе. В девять часов.

– В Конторе?

– В «Апсаре».

– Военный совет? – улыбнулся он.

В ответ я подмигнул ему:

– Передай это остальным.

Он кивнул и захлопнул дверцу. Через десять минут я был на улице Тюренн. Измотанный, раздерганный, но горящий желанием прочитать материалы Маньян.

Я припарковался на углу моей улицы. Я уже набрал код на входной двери, когда мой взгляд упал на машину бригады наружного наблюдения. Шестое чувство подсказало мне, что дозорные дрыхнут. Я постучал в стекло. Малый внутри подскочил, ударился о потолок.

– Это так вы наблюдаете за зданием?

– Простите, я…

Я не ждал его объяснений. Я влетел по лестнице, перепрыгивая через ступени, охваченный внезапной паникой. Отпер дверь, пробежал через гостиную. Тяжело дыша, вошел в комнату: Манон была там, она спала.

Прислонившись к косяку, чтобы отдышаться, я залюбовался ею. Меня вновь переполнило странное, будоражащее чувство, впервые испытанное мною в Польше. Полулихорадка, полуоцепенение.

Я вернулся в прихожую, снял плащ и отстегнул кобуру. По крыше, окнам, стенам стучал бешеный ливень.

Я устроился за письменным столом и вставил флешку в Макинтош.

Фуко был прав: Корина Маньян не собрала никакого компромата.

Ни на Манон, ни на кого бы то ни было.

Я прочитал показания Манон, снятые в Лозанне через два дня после того, как было найдено тело ее матери. Другие свидетельства, собранные в Швейцарии. Беседы с ректором университета в Лозанне, с соседями Манон, с владельцами магазинов и кафе в ее районе… Была некоторая неразбериха с передвижениями Манон, но отсутствие алиби – не основание для обвинения. Что касается профессиональных навыков, то это никак не улика.

Ободренный, я закрыл компьютер. Даже если эта рыжая еще раз допросит Манон в Париже, она не выудит из нее больше, чем в Лозанне. И свидетельство Люка не внесет изменения в расклад.

5 часов 30 минут утра

Я потянулся и поднялся, направляясь в ванную. В этот момент из комнаты послышались какие-то звуки. Я подошел к двери и улыбнулся. Манон бормотала во сне. Легкий шепот, лепет спящей красавицы…