– У-а! – орала толпа.

Треснула крышка; глаза Арфарры глядели в глаза Ванвейлена, и снова, как в тот вечер в Ламассе, в них не было ничего: ни сострадания, ни дружбы, ничего, кроме холодного расчета искусного игрока в «сто полей», рассчитывающего на тридцать ходов вперед.

Что-то хлопнуло Ванвейлена по ногам, словно ветер пронеслось у лица, и Ванвейлен увидел, что на палубе они не одни, и что на железном ящике вертится Сын Ира.

Шаман вдруг остановился, широко расставив ноги, кулак его ткнул Ванвейлена прямо в грудь, и он закричал высоким, как у птицы, голосом:

– Убирайся!

Ванвейлен шагнул назад и упал на задницу, а когда он стал подниматься, то увидел, что толпа вдруг куда-то пропала, и солнце в небе сияет, как раскалившийся страшный глаз, и он стоит на палубе бок-о-бок с Арфаррой, а перед ними, с босыми ногами и в белых нешитых одеждах, стоит человек, которого он никогда не видел живым.

Мертвым он его видел позавчера, в ночь, когда толпа играла его головой и стучалась ей в ворота богачей.

– Ты видишь, – сказал Харсома, – мне больше не нужен ваш корабль. Я могу ходить по звездам босиком.

У ног экзарха, опираясь на меч, сидел синеглазый человек в белом плаще, таком тонком, что из-под него виднелись кровавого цвета доспехи.

– Кто эти люди? – хрипло сказал Арфарра.

– Не дай бог тебе этого понять, – засмеялся экзарх.

Лицо Арфарры было бледнее мела. На лбу выступила кровь.

– Правитель, – сказал Арфарра, – ты знаешь, что я служил тебе верней, чем раб. Если бы мне приказал прыгнуть в пропасть, я бы прыгнул. Но ты погиб, а государство должно быть едино. Эти – кто?

– Ты убил моего сына, – сказал экзарх, – ему было шесть лет.

Арфарра молча опустил голову.

– Убирайся, Клайд, – сказал араван Баршарг, – ты больше не нужен злому богу. Ты уже сделал все ошибки, какие мог.

– Вы мертвы из-за своих ошибок, а не из-за моих, – рассердился Ванвейлен, – вы все порядочно наделали ошибок. Если хотите знать, вся ваша история – цепь ошибок. Начиная с государя Иршахчана, если он, конечно, в самом деле существовал.

Араван Баршарг надменно выпрямился.

– Я мертв из-за своих решений, а не из-за своих ошибок, – сказал Баршарг. – И те, кто умерли вчера и умрут еще – они умрут из-за решений Арфарры. А не из-за его ошибок. Есть ситуации, в которых нет хороших решений. Какое бы ты ни выбрал – оба решения будут злом. Поэтому ты не принимал решений вообще. Ты делал только ошибки.

– Я могу чего-то изменить? – спросил Ванвейлен.

Баршарг усмехнулся, и Ванвейлен вдруг увидел, что он уже не на палубе, а на пристани, – и это была та самая пристань, на которой он стоял три дня назад, когда Баршарг предложил ему вместе ехать в столицу; и в синей анилиновой воде все так же плещется желтое солнце, и на другому берегу дымятся войсковые котлы, и перед ним стоит стоит человек в белом мокром плаще, облепившем доспехи, и его латная рукавица лежит, шипами вверх, на рукояти меча.

– Воины отдохнули. Вы можете ехать со мной. Вы и ваши товарищи.

К этому времени Ванвейлен не сомневался, что все, что он видит – сон, или наведенная галлюцинация, или Арфарра опять рассыпал по палубе какой-нибудь наркотик.

– Я еду с вами, – сказал Ванвейлен.

Араван засмеялся, и Ванвейлен увидел, что из кончика рта у него ползет кровь. Потом человек в белом плаще поверх кровавых доспехов повернулся и пошел прочь с пристани.

– Баршарг, куда вы? – закричал Ванвейлен, – нам надо поговорить!

Баршарг обернулся. Рот его был разорван. Глаза его были как плошки.

– Весьма сожалею, Клайд. Жизнь – не книга. Ее нельзя переписать заново.

Фигура Баршарга таяла в нестерпимом гомоне праздника, и сквозь белый плащ проступили вопящие мастеровые, и Ванвейлен увидел, что он по-прежнему стоит на палубе, и стражники держат его за руки, а рядом растерянно озирается Арфарра, и двое варваров страшными ударами секир сбивают с десятитонного контейнера обшивку из досок.

– Погоди! – закричал Ванвейлен, – ты не можешь оставить все это ему!

Баршарг улыбнулся.

– А… это…

Он махнул белой перчаткой.

Плохо завязанный швартов расплелся и с тихим плеском ушел в воду, через мгновение, не выдержав, лопнул второй, – и баржа начала скользить вниз по течению.

Стражники выпустили Ванвейлена и побежали бросать швартовы, но канат пролетел мимо, баржу понесло стрелой, Ванвейлену казалось, что она идет быстрее течения, ее почему-то вертело, как в водовороте, и в две минуты ее вынесло на середину реки, туда, где вдоль фарватера стояли плоские, с железными носами лодки, которые были заблаговременно расставлены Арфаррой по всей длине реки, – чтобы никто из людей Даттама не прыгнул в лодку и не утек на тот берег.

– Поберегись! – орали на барже.

Но было уже поздно. Железный нос с хрустом вошел в раздвижной борт.

Ванвейлен, как был, рыбкой нырнул в воду. Намокшее платье сразу потянуло на дно, зеленая взвесь стала перед глазами, – Ванвейлен вынырнул, отфыркиваясь, как раз вовремя, чтобы заметить, как старая баржа переломилась, задралась кверху и стала уходить в воду.

Ванвейлен нырнул глубже и поплыл под водой. В голове его быстро-быстро, как турбина, вертелась одна мысль: это сон. Вот сейчас он, Ванвейлен, проснется от сна, навеянного монахом, и окажется на барже, которая все так же стоит у причала.

Ванвейлен вынырнул, когда перед глазами пошли синие и серые круги, и увидел, что проплыл он немного. Метрах в пяти плыла лодка с мокрым Арфаррой, и обе стороны реки облепил народ, а пристань была совсем рядом, и воины уже забрасывали с нее крючок. Ванвейлен сделал два гребка и ухватился за мокрые доски, и его мигом выволокли наверх.

– Арестовать их! – хрипло закричал, выпрыгивая из лодки, Арфарра.

Сын Ира, на причале, перевел на него глаза.

– Вечно, – сказал он, – если и явится чиновник – то чтоб испортить мне праздник. А праздник – вещь бесполезная, его ни на что нельзя употребить. Отпусти их. Они уже причинили все зло, какое могли.

– Ни за что, – раздельно сказал Арфарра.

Монах наклонил голову и укоризненно посмотрел на чиновника. Арфарра без стона осел на причал.

Сын Ира поднял руки и завертелся, словно пущенный кем-то волчок.

Кто-то схватил Ванвейлена за куртку и потянул за собой.

– Да пошли же! Что вам такого сказали? Своих шаманов у вас, что ли нет?

Через пять минут, опомнившись, Ванвейлен понял, что его тащит через толпу новый приказчик Даттама, и завертел головой в поисках товарищей.

Приказчик тащил его за собой, молча, напористо, они пробежали опустевшими складами, какой-то крытой галереей и садом, и выскочили на загон возле конюшен. Толпа теперь ревела где-то вдали, у расписного столба уже седлали лошадь.