class="v">щекочет ноздри запах куличей,

приятно мне в сплошном лесу бутылок

увидеть даже лица стукачей.

Все люди — братья! Я обниму китайца,

привет Мао Цзэдуну передам,

он желтые свои пришлет мне яйца,

я красные свои ему отдам.

Сияет солнце мира в небе чистом,

и на душе у всех одна мечта:

чтоб коммунисты и империалисты

прислушались к учению Христа.

Так поцелуемся давай, прохожая!

Прости меня за чистый интерес.

Мы на людей становимся похожими…

Давай еще!.. Воистину воскрес!

1960

СОВЕТСКАЯ ЛЕСБИЙСКАЯ

Герману Плисецкому

Пусть на вахте обыщут нас начисто,

пусть в барак надзиратель пришел.

Мы под песню гармошки наплачемся

и накроем наш свадебный стол.

Женишок мой, бабеночка видная,

наливает мне в кружку «Тройной»,

вместо красной икры булку ситную

он намажет помадой губной.

Сам помадой губною не мажется

и походкой мужскою идет,

он совсем мне мужчиною кажется,

только вот борода не растет.

Девки бацают с дробью «цыганочку»,

бабы старые «горько!» кричат,

и рыдает одна лесбияночка

на руках незамужних девчат.

Эх, закурим махорочку бийскую,

девки заново выпить не прочь —

да, за горькую, да, за лесбийскую,

да, за первую брачную ночь!

В зоне сладостно мне и не маятно,

мужу вольному писем не шлю:

и надеюсь, вовек не узнает он,

что я Маруську Белову люблю!

1961

ОКУРОЧЕК

Вл. Соколову

Из колымского белого ада

шли мы в зону в морозном дыму.

Я заметил окурочек с красной помадой

и рванулся из строя к нему.

«Стой, стреляю!» — воскликнул конвойный,

злобный пес разодрал мой бушлат.

Дорогие начальнички, будьте спокойны,

я уже возвращаюсь назад.

Баб не видел я года четыре,

только мне наконец повезло —

ах, окурочек, может быть, с «ту-104»

диким ветром тебя занесло.

И жену удавивший Капалин,

и активный один педераст

всю дорогу до зоны шагали вздыхали,

не сводили с окурочка глаз.

С кем ты, сука, любовь свою крутишь,

с кем дымишь сигареткой одной?

Ты во Внуково спьяну билета не купишь,

чтоб хотя б пролететь надо мной.

В честь твою зажигал я попойки

и французским поил коньяком,

сам пьянел от того, как курила ты «Тройку»

с золотым на конце ободком.

Проиграл тот окурочек в карты я,

хоть дороже был тыщи рублей.

Даже здесь не видать мне счастливого фарта

из-за грусти по даме червей.

Проиграл я и шмотки, и сменку,

сахарок за два года вперед,

вот сижу я на нарах, обнявши коленки,

мне ведь не в чем идти на развод.

Пропадал я за этот окурочек,

никого не кляня, не виня,

господа из влиятельных лагерных урок

за размах уважали меня.

Шел я в карцер босыми ногами,

как Христос, и спокоен, и тих,

десять суток кровавыми красил губами

я концы самокруток своих.

«Негодяй, ты на воле растратил

много тыщ на блистательных дам!» —

«Это да, — говорю, — гражданин надзиратель,

только зря, — говорю, — гражданин надзиратель,

рукавичкой вы мне по губам…»

1965

ЛИЧНОЕ СВИДАНИЕ

Я отбывал в Сибири наказание,

считался работящим мужиком

и заработал личное свидание

с женой своим трудом, своим горбом.

Я написал: «Явись, совсем соскучился…

Здесь в трех верстах от лагеря вокзал…»

Я ждал жену, жрать перестал, измучился,

все без конца на крышу залезал.

Заныло сердце, как увидел бедную —

согнулась до земли от рюкзака,

но на нее, на бабу неприметную,

с барачной крыши зарились зэка.

Торчал я перед вахтою взволнованно,

там надзиратель делал бабе шмон.

Но было мною в письмах растолковано,

как под подол притырить самогон.

И завели нас в комнату свидания,

дуреха ни жива и ни мертва,

а я, как на судебном заседании,

краснел и перепутывал слова.

Она присела, милая, на лавочку,

а я присел на старенький матрац.

Вчера здесь спал с женой карманник Лавочкин,

позавчера — растратчик Моня Кац.

Обоев синий цвет изрядно вылинял,

в двери железной — кругленький глазок,

в углу портрет товарища Калинина —

молчит, как в нашей хате образок.

Потолковали. Трахнул самогона я

и самосаду закурил… Эх, жисть!

Стели, жена, стели постель казенную

да, как бывало, рядышком ложись.

Дежурные в глазок бросают шуточки,

кричат зэка тоскливо за окном:

«Отдай, Степан, супругу на минуточку,

на всех ее пожиже разведем».

Ах, люди, люди, люди несерьезные,

вам не хватает нервных докторов.

Ведь здесь жена, а не быки колхозные

огуливают вашинских коров.

И зло берет, и чтой-то жалко каждого…

Но с каждым не поделишься женой…

На зорьке, как по сердцу, бил с оттяжкою

по рельсе железякою конвой.

Давай, жена, по кружке на