– Именно эту новость мы сейчас и обсуждаем, – кивнул ибн-Сауд. – Как я понимаю, для вашего шефа она тоже явилась неожиданностью ?

– Абсолютной. Честно говоря, он пришел в ярость. Потому-то я и сбежала сюда – не хотелось попасть под горячую руку.

Король Аравийский многозначительно взглянул на де Тарди.

– Этого следовало ожидать, – сказал он. – Они действуют очень быстро.

Консул едва заметно наклонил голову.

– И переходят границы дозволенного. Для того чтобы принять такое решение в обход Совета, нужно обладать большой смелостью. Боюсь, наши друзья пошли ва-банк.

Сантьяго обошел столик и уселся на свое прежнее место. Раздражение и обида душили его, мешая сосредоточиться на малопонятных намеках, которыми обменивались ибн-Сауд и де Тарди. Дана, совершенно забыв о его существовании, мило улыбалась королю, потягивая свой кампари. Мондрагону показалось, что телохранитель ибн-Сауда смотрит на него с презрительной жалостью.

Он подтянул к себе стопку салфеток и принялся делать наброски: нахмурившийся де Тарди – анфас, откинувшийся на спинку стула король Аравийский – в профиль, монументальная фигура скрестившего на груди руки телохранителя... Рисовальщик из него был аховый, но Мондрагона это не особенно беспокоило. Постепенно лица его собеседников приобретали гротескные черты, становились похожи на страшные маски. Мохнатые брови де Тарди под пером «Паркера» разрослись до размеров двух небольших кустов. Холеная бородка ибн-Сауда удлинилась и закрутилась кольцами, придав ему сходство со старым колдуном из сказок «Тысячи и одной ночи». На короткой мускулистой шее громилы-телохранителя сидела маленькая круглая головка с поросячьими глазками.

– Почему вы игнорируете меня, Сантьяго? – неожиданно спросила Дана. – Я требую, чтобы вы нарисовали мой портрет. У вас очень оригинальная манера рисунка.

. Взгляды короля и консула скрестились на Мондрагоне. Он покраснел и быстро сгреб исчерканные салфетки в большую неряшливую кучу.

– Не привлекайте ко мне ненужного внимания, – огрызнулся он. – Занимайтесь лучше своими делами.

Ибн-Сауд изумленно посмотрел на него. Де Тарди осуждающе покачал головой.

– Ай-ай-ай, дорогой племянник, где это вас так обучали разговаривать с женщинами?

Его снисходительный тон окончательно взбесил Сантьяго. Он рывком поднялся со стула и угрожающе навис над консулом Евросоюза.

– А вас, дядюшка, я попрошу ответить мне на один вопрос личного характера и предлагаю сделать это наедине...

Де Тарди удивленно изогнул седую бровь.

– Дамы и господа, меня, кажется, вызывают на дуэль. Молодой человек, вы уверены, что не ошиблись адресом? Мне скоро семьдесят пять лет...

– Хватит паясничать, старая перечница! – не сдержавшись, крикнул Мондрагон. – Извольте следовать за мной, иначе я могу задать этот вопрос публично!

Хасан ибн-Сауд слегка кивнул телохранителю, и тот мгновенно оказался за спиной Сантьяго, крепко схватив его сзади за локти. Поняв, что сопротивление не принесет никакого результата, Мондрагон повернулся к королю и проговорил дрожащим от бешенства голосом:

– Ваше Величество, прошу вас не вмешиваться. Это личное и к тому же родственное дело, касающееся только меня и господина консула.

Де Тарди поднялся из-за стола и подошел к обездвиженному Мондрагону.

– Прикажите отпустить его, Ваше Величество. Возможно, я не совсем правильно интерпретировал намерения своего племянника. В любом случае нам следует обсудить эту маленькую проблему наедине. Прошу меня извинить, это не займет много времени.

Каменные пальцы, сдавливавшие локтевые нервные узлы Сантьяго, ослабили свою хватку. Мондрагон, избегая смотреть на Дану, повернулся и быстро пошел к выходу.

Де Тарди нагнал его у лестницы, ведущей на верхнюю палубу.

– Полагаю, вы объясните, в чем дело, – холодно сказал он. – Версию о том, что ваше безобразное поведение является следствием алкогольного опьянения, я пока не рассматриваю.

Увы, если выяснится, что дело только в выпитой вами водке, вы окончательно упадете в моих глазах. Итак, я жду объяснений.

Сантьяго обернулся и смерил консула презрительным взглядом. Гнев, душивший его в присутствии Янечковой, уступил место какому-то иному чувству, для которого он пока не мог подобрать названия.

– Нет, дорогой дядюшка, это я хочу получить объяснения. Пару часов назад вы посвятили меня в секретную предысторию проекта «Толлан». Черт, конечно, я должен был задать этот вопрос с самого начала. А откуда вы сами о ней узнали? Весь этот заговор, который плели вокруг Мохова, все эти мерзкие подробности? Ну-ка, попробуйте придумать что-нибудь интересное. Ужасно хочется увидеть, как вы станете выкручиваться.

– Браво, – негромко произнес де Тарди. – Я полагал, что вы так и не зададите мне этого вопроса. Ну, разумеется, я знал все детали этой операции, потому что сам принимал непосредственное участие в ее подготовке. Помните, я говорил вам, что предложение продолжить работу в Ливерморе сделал Мохову его коллега по Массачусетскому технологическому институту, человек, которому он безусловно доверял и считал своим другом?

– Вы, – сказал Мондрагон.

Де Тарди усмехнулся в жесткие седые усы.

– Я включился в игру сразу после того, как Эйб Коэн сделал доклад о «танцах Мохова» на закрытом заседании одной не слишком известной организации. Мне пришлось заниматься этим делом много лет, и не будет сильным преувеличением сказать, что я завершил то, что начал когда-то бедный Владимир.

– Подождите. – Сантьяго потер виски ладонями, но лучше соображать от этого не стал. – Значит, вы своими руками сплели вокруг вашего друга кошмарный заговор, а теперь говорите, что вам его жаль? Слушайте, дядя, мне плевать сейчас, в чем там состояло его охренительное открытие и как масса влияет на пространственно-временной континуум или что вы там силились мне объяснить. Я хочу понять кое-что другое. Почему вы так поступили с этим русским?

Консул снисходительно покачал головой.

– Сантьяго, Сантьяго... Поймите же одну простую вещь – судьба Владимира была предопределена. Мое личное отношение к нему не играло тут никакой роли. Более того, я уверен, что если бы он продолжил работу над марсианским проектом в России, его жизнь оказалась бы еще тяжелее и, возможно, еще короче. Тысячи его соотечественников, пусть не гениальных, но талантливых, навсегда погибли для науки только из-за того, что не смогли пробиться со своими талантами на Запад. Вылавливать среди осколков умирающей культуры тех, кто мог принести реальную пользу динамично развивающейся цивилизации, было поручено администраторам вроде Эйба Коэна. А наша задача состояла в том, чтобы не пустить этот процесс на самотек.

– Наша задача, – повторил Сантьяго. – Изящные недомолвки, тонкие намеки... Неужели нельзя хотя бы раз выразиться откровенно?