таким же утончённым и дразнящим, как эта женщина. Вместо этого он вывел на листе бумаги очередную строчку.

— Тёплые и светлые воспоминания притупляют горечь разлуки с тобой и помогают мне справиться с тоской по дому, — проговорила Лейза. — Пишите, пишите, лорд Айвиль.

Подавив вздох, он склонился над бумагой.

— Спасибо тебе за любовь и заботу, — продолжила диктовать Лейза. — За прекрасные дни и ночи, когда ты была рядом. За всё хорошее, что между нами было. Лишь сейчас я осознал, насколько ты дорога мне. Моё сердце навсегда принадлежит тебе. Только с тобой я по-настоящему счастлив.

— Женщины этому верят?

— Хотят верить, — улыбнулась Лейза.

Киаран отложил перо. Перечитал текст и с сомнением поскрёб щетину на подбородке:

— Ифа поймёт, что писал не я. Почерк мой, а слова чужие.

— Вы сами попросили меня помочь.

— Попросил, — кивнул Киаран. — Я отправил ей два письма. Третье получилось таким же. Я поменял фразы местами, но оно всё равно получалось таким же! Три одинаковых послания — это уже перебор. Вот что толкнуло меня обратиться к вам за помощью.

— Тогда в своё письмо вставьте хотя бы одну фразу из этого.

— Я подумаю. — Киаран сложил лист вчетверо. — Вам кто-то говорил подобное или вы сами придумали?

В глазах Лейзы заплясали смешинки.

— Кто-то говорил.

— Вы поверили?

— Поверила.

— Он вас обманул?

— Нет.

Киаран встал из-за письменного стола и, запустив пальцы в волосы, принялся ходить по залу королевской библиотеки. Остановился возле окна. Проследил взглядом за струйкой воды, сбегающей с сосульки, и повернулся к Лейзе:

— Я не смогу сказать красивее. Не смогу описать свои чувства…

Хотел добавить: «к вам», и вовремя спохватился. Нельзя о чувствах говорить женщине, с которой минуту назад писал письмо жене. Как только с языка слетит признание — связывающие их невидимые нити оборвутся.

— Я прислушаюсь к вашему совету, миледи. Разбавлю свою писанину вашими фразами.

Лейза с нерешительным видом потёрла ладони:

— Я, наверное, надоела вам с разговорами о Бариссе.

— Ничуть.

Разговоры о герцогине ему действительно надоели. Скоро исполнится год, как она гостит в замке, и не проходило ни дня, чтобы не прозвучало её имя. С одной стороны, Киаран соглашался с Лейзой: Барисса представляет опасность. С другой стороны, изгнание из замка почётной гостьи равносильно потере лица. Король до такого не опустится.

— Она будто капля воды точит камень, — продолжила Лейза. — Особенно сейчас, когда Янара перебралась в женские покои. Рэн держится, но наступит момент, когда он поддастся её чарам.

Киаран вернулся к столу и принялся складывать в футляр письменные принадлежности:

— Девиз вашего дома: «Верность и честь».

— Вы вкладываете в эти слова иной смысл.

— И какой же?

— Честь — это то, чем мужчины гордятся, а вы гордитесь верностью своим идеалам, взглядам и убеждениям, но никак не супруге. Понятие супружеской верности придумали для женщин.

— Какие глубокие познания, — с толикой сарказма подметил Киаран.

— От женщин зависит чистота крови рода, поэтому к нам такие строгие требования. А вы сеятели, бросаете семена на ветер.

Киаран с любопытством посмотрел на Лейзу:

— Вы оправдываете мужскую неверность?

— Не оправдываю. Я просто знаю, что это зло, удержаться от которого вам не хватает сил.

Послышался звук открывающейся двери.

— Милорд! — прозвучал голос караульного.

— Я здесь. Докладывай.

— Герцогиня Кагар желает с вами встретиться. Она ждёт вас в южном павильоне.

— Принеси мне плащ, — приказал Киаран и пожал плечами в ответ на немой вопрос в глазах Лейзы.

Наблюдая, как он прячет письмо за манжету куртки, Лейза спросила:

— С кем из свиты она спит?

— Ни с кем.

— Вы бы сказали мне правду, если бы это было не так?

Киаран поправил на груди фамильный медальон:

— Нет. Простите. — И покинул библиотеку.

До конца зимы оставался ещё месяц, а в воздухе уже пахло весной. На смену морозам пришла внезапная оттепель. Сосульки плакали, свисая с крыш и карнизов башен. Ноздреватые сугробы истекали ручьями.

Перепрыгивая через лужицы, Киаран добрался до белокаменного павильона, расположенного с южной стороны Престольной Башни, и взбежал по ступеням.

Барисса стояла в конце постройки, опустив руки на балюстраду и подставляя лицо солнцу. По мраморному полу стелился подол светло-бежевой норковой шубы. Меховой берет оплетала жемчужная нить.

— Герцогиня, — произнёс Киаран, рассматривая медные локоны, ниспадающие из-под берета. — Вы хотели меня видеть.

И приготовился выслушать наивные фразы о чудной погоде.

— Лорд Айвиль! Я прошу вас выделить Святейшему отцу охрану, — сказала она, не соизволив оглянуться.

— Его охраняют защитники веры.

— Его надо охранять от защитников веры.

Киаран не нашёлся что сказать, настолько его озадачили слова Бариссы.

— Вы уже разузнали, что Святейший мой дядя? — Её вопрос прозвучал скорее как утверждение.

— Ваш дядя — бывший защитник веры. Он способен сам постоять за себя.

— Я всегда восхищалась вами. — Барисса повернулась к Киарану лицом. Скрестив на животе ладони, приняла изящную позу. — Божьи люди не прикасаются к оружию.

— Не вижу смысла в продолжении нашего разговора.

— Моему дяде отвели роль жертвы. — Заметив улыбку Киарана, Барисса разозлилась. Смуглое лицо потемнело. Из глаз посыпались зелёные искры. — Так уже было! Джалей организовал три Ангельских похода. Вы знаете, с чего они начались?

Не желая признаваться в своей некомпетентности, Киаран приблизился к балюстраде и сбил свисающую с перил сосульку:

— Я не совсем понимаю, чего вы от меня хотите.

— Вы играете в шахматы?

— Я не знаком с этой игрой, хотя много о ней слышал.

— Значит, вы знаете, что это сложная игра.

— Конечно.

— Мой брат Джалей играет в шахматы, сидя спиной к шахматной доске. Добавьте к его умению просчитывать ходы религиозный фанатизм.

Киаран побарабанил пальцами по перилам:

— Вы тоже религиозная фанатичка?

— Я верю в Бога, но…