Светящийся проем приближался, словно по небу плыло замерзшее солнце. Планеры один за другим заходили с подветренной стороны, опускались на палубу и, проехав немного или отскочив несколько раз, замирали. Издали могло показаться, что они влетают внутрь ровно по горизонтали. На самом деле палуба была немного наклонена, так что аппараты как бы вползали по пологому трапу, что позволяло гасить скорость. Планер Кэт-два дважды отскочил и наконец опустился на трап. Сила тяжести – настоящая и искусственная – прижала ее к палубе; планер резко остановился, в глазах помутнело от прилива крови к голове.

С одной стороны, планер больше не двигался. С другой – Кэт теперь находилась в одном из грузов на конце бола, описывающего окружность диаметром около четырех тысяч километров. Издалека бола казался степенным, но на самом деле скорость его была такая, что внутри получалось два же искусственной силы тяжести. Если добавить к этому один же естественной гравитации Новой Земли, то сила, вжимавшая Кэт в мешки с балластной водой под брюхом планера, выходила очень большой.

Двухметровому хвату сила тяжести не помеха, и он оттащил планер с Кэт в сторону, освобождая место для посадки следующих аппаратов. В этот заход на приколе собралось восемь планеров, из которых только тремя управляли люди, причем среди них планер Кэт был самым простым – остальные два отличались конструкцией и были снабжены генераторами. Еще пять – робопланеры, внешне похожие на тот, что был у Кэт-два, но не надувные, а на жестком каркасе. Как только последний аппарат занял место на палубе, створки прикола сошлись. Шаг закончился, капсула поднималась вверх, «пяткой» вперед, покидая атмосферу.

Загерметизировать такое большое пространство невозможно. Воздух, захваченный во время прохода через атмосферу, тут же просочился наружу. Так что технически Кэт-два в открытом космосе. Распознав это, материал скафандра сжал ее тело еще крепче, чтобы обеспечить противодавление ввиду отсутствия атмосферы. Сетка из вьев была пористой, так что единственной прослойкой между кожей и пустотой служил «косможир». Вместе со скафандром он создавал для организма иллюзию, будто тот окружен слоем воздуха – именно в такой обстановке мог существовать человек. Из всего костюма по старинке был загерметизирован только шлем.

В центре зала над палубой прикола болтались четыре эмки разных размеров и конструкции – последняя на данный момент ступень эволюции транспорта, который существовал еще до начала Каменного Ливня. На время посадки они были подняты, чтобы не мешались. Как только ворота прикола закрылись, лебедки опустили одну из них – среднего размера и четырехместную – на трап метрах в десяти от Кэт. Еще эта эмка была оснащена колесами – атрибут для космического аппарата довольно неожиданный. Хотя на самом деле это были колесные полозья, чтобы эмка могла перемещаться вперед-назад по трапу.

Зеленые огоньки у входного шлюза эмки показывали, что внутри все в порядке. У Кэт-два было десять минут, чтобы до него добраться – в самый раз, если не терять сознания. Она отдала планеру команду сдуваться. Выход воздуха и спуск воды Кэт скорее почувствовала, чем услышала. Мягкий капюшон фюзеляжа разошелся, освобождая плечи, спину и бедра. Она тем временем вытаскивала руки из утепленных рукавов, где они были распростерты наподобие крыльев. Неплохая разминка для мышц, учитывая, что нагрузка на них была в три раза больше обычного.

Сдувшись, планер сморщенным лоскутом ткани распластался на палубе. Кэт отсоединила трубки воздухоочистителя и мочесборника, потом отключила от портов в воротнике кабели питания и передачи данных. Подобрав руки, она по-пластунски, ящерицей поползла к эмке: сначала одна нога, потом другая. Рядом спиралью вился большой ужик – он следил за ее жизненными показателями, готовый в случае необходимости обеспечить подачу воздуха или оказать иную помощь. Впрочем, ничего подобного не требовалось. В принципе, Кэт вполне могла бы ползти и на карачках, как другой пилот, но не видела в этом необходимости.

Краем глаза она уловила нечто необычное. С усилием Кэт-два повернула голову, чтобы убедиться, что ей не померещилось. И вправду: еще один пилот шел по металлической палубе, выпрямившись во весь рост. Шаги он делал короткие, выверенные, тщательно удерживая равновесие и распределяя нагрузку на суставы. При этом он как-то умудрялся поддерживать кровообращение в голове, раз не терял сознания.

При трех же Кэт не то что ходить, встать бы не смогла. То же самое можно было сказать и о любом другом мойринце. Однако этот пилот был феклитом, о чем легко догадаться по его росту, цвету лица и форме головы, видных сквозь шлем, а также по общей мускулистости и дизайну скафандра. Его костюм был тяжелее, укреплен бронепластинами, снабжен разнообразным обвесом и ремнями для крепления груза. Патронташи, кобуры и ножны были пусты. Впрочем, даже не будь этих внешних подсказок, Кэт без труда угадала бы феклита, хотя бы по тому, что он решил встать и пойти, тогда как ползти было бы гораздо проще и безопаснее.

Если бы не историческая связь между мойринцами и феклитами, Кэт-два не преминула бы отпустить какую-нибудь остроту, что-то вроде «зачем феклиту кровь в мозгу, когда он просто берет и идет». Нечто подобное, впрочем, можно было высказать и в ее адрес. У аппарата, на котором прилетел феклит, например, были двигатели. В конце концов, если твоя цивилизация умеет их делать, то почему бы ими не пользоваться? Тем не менее Кэт-два добиралась до прикола на обычном планере, накапливая энергию в атмосфере и полагаясь при этом исключительно на свои навыки и сообразительность. В любой момент она могла передать управление компьютеру, но предпочитала почти все делать самостоятельно. По сути, это был такой же бессмысленный выпендреж, как и проходка феклитского пилота. С другой стороны, так она проверяла и оттачивала важные для себя навыки – феклит по-своему делал то же самое.

До шлюза Кэт-два добралась с запасом. Пол эмки был мягким, специально для тощих пилотов вроде нее, которые чувствовали металл каждой косточкой. Она с усилием перекатилась на спину, слегка толкнув пилота, ползшего на четвереньках, и подключила воздушный шланг к разъему в стенке шлюза. В шлем начал поступать свежий воздух. Последним вошел феклит и опустился на скамейку. Люк закрылся за ним, щелкнул замок. Давление воздуха выросло, и вьи перестали так яростно сжимать тело. Когда давление поднялось до стандартной атмосферы, поддерживаемой в орбиталищах – там воздух представлял собой несколько разреженную смесь газов, наподобие той, которой люди Старой Земли дышали где-нибудь в горах Колорадо, – скафандр повис на Кэт-два свободно, как спортивный костюм.

Открылся внутренний люк. Вместе с остальными пилотами Кэт – теперь уже на карачках – поползла в основную кабину, где находились четыре амортизационных кресла для пассажиров. Заняв по креслу, все трое устроились поудобнее и пристегнулись. Теперь они были в лежачем положении, ноги слегка подняты. Тем временем скафандры сумели подключиться к голосовой сети эмки: из динамиков начало доноситься натужное дыхание попутчиков. Все молчали. Еще несколько минут, и можно будет говорить без лишних трудностей. Не изменяя себе, феклит тренированно выдохнул, оторвал массивные руки от подлокотников и стянул шлем. Положив его на живот, он уронил руки обратно на подлокотники. Краем глаза Кэт-два смутно увидела широкоскулое лицо и соломенные волосы, как и ожидала, но поворачивать голову, чтобы рассмотреть феклита получше, ей не хотелось. Вместо этого она перевела взгляд на дисплей у себя над головой, пытаясь сфокусироваться на нем, насколько это было возможно, когда перегрузка вдавливала глаза в орбиты.