Шрифт:
Интервал:
Закладка:
72
Там жил сам Нкомбе — «король-солнце»: в Африке тоже были свои короли солнца! — На холме этом, носившем название Адолинанго («взирающий на народы»), была резиденция короля галоа Нкомбе (? — 1874), правившего этой областью в середине XIX в. «Королем-солнцем» в придворных и близких к ним кругах называли французского короля Людовика XIV (1638 — 1715; самостоятельно правил с 1661 г.).
Хотя в обеих книгах Швейцера об Африке почти не содержится упоминаний о прошлом Ламбарене и ее окрестностей, известно, что он тщательно изучал всю имевшуюся в его распоряжении литературу. Уже после того, как были написаны обе эти книги, Швейцер читал автобиографию Альфреда Алоизиуса Хорна (настоящая фамилия Смит; Trader Horn; being the life and work of A.A. Horn. New York, 1927). Автор ее увлекательно и очень живо Описывает свои поездки по Африке, и в частности по Габону, в глубины которого его уводила полная приключении и опасностей жизнь. Он сменил множество профессий, торговал каучуком и слоновыми бивнями, был поставщиком горилл для зоологических садов и музеев, золотоискателем, каменщиком и т.п. В старости жил в Иоганнесбурге (ЮАР), где торговал самодельными проволочными изделиями. Журналистка Этельреда Льюис, с которой он случайно повстречался, заинтересовалась его рассказами и уговорила его написать историю своей жизни; рукопись, которую он приносил ей частями, она дополняла точными записями своих разговоров с ним. В итоге получилась книга, имевшая большой успех. Предисловие к ней написал Джон Голсуорси, познакомившийся в 1927 г. и с автором ее, и с издавшей его записи Э. Льюис.
Хорн прибыл в Африку вместе с английскими купцами Хеттоном и Куксоном, у которых служил. Он описывает радушный прием и покровительство, которые они встретили у короля Нкомбе. Дом Хорна стоял как раз на холме, о котором идет речь, — до 1884 г., когда Хорн отправился в свою последнюю поездку по Огове.
Швейцер посвятил Хорну свой первый очерк в книге «Afrikanische Geschichten» (1938). Говоря о рассказах Хорна, он отмечал отдельные неточности их и сопоставлял с устными рассказами местных жителей и сохранившимися служебными отчетами (Marshall G., Poling D. Schweitzer. New York, 1971, p. 170 — 171).
А вот что рассказывал сам Швейцер габонцам о короле Нкомбе: «Там, где сейчас стоит больница, жил и царствовал король галоа; туземцы считали его величайшим из людей. Они сравнивали его с солнцем и называли «король-солнце». А это был глупый и дурной человек с жестоким сердцем. Скольких своих подданных он замучил насмерть, чтобы насладиться их страданиями и стонами» (Grabs R. Albert Schweitzer. Dienst am Menschen. Halle (Saale), 1962, S. 148).
73
А я думаю о той жертве, которую во имя перемещения больницы должны будут принести моя жена и маленькая дочь... Строительство требует моего присутствия. — Для Швейцера работа всю жизнь была на первом месте, и он никогда себя не щадил, умея подчинить ей все остальное. И семье его приходилось с этим считаться.
Отвечая на вопросы прожившего некоторое время в Ламбарене Нормана Казинса, автора двух книг о Швейцере, и оглядываясь на прожитую жизнь, жена его сказала: «Мне так тяжело чувствовать себя такой беспомощной; я должна была бы трудиться вместе с доктором. Это непостижимый человек. Я убеждена, что сейчас он работает еще напряженнее, чем двадцать лет назад. А двадцать лет назад я боялась, что он убьет себя работой. Он всегда говорит, что у него есть хороший рецепт для людей, которым за шестьдесят, если они плохо себя чувствуют: напряженная и еще более напряженная работа (hard work and more hard work). Как вы имели возможность убедиться, рецепту этому он следует сам» (Cousins N. Dr. Schweitzer of Lambarene. New York, 1960, p. 94).
А вот свидетельство одной из его сотрудниц, с которой его связывали занятия музыкой и подготовка к концертам, г-жи Эшли (Ashley): «С ним бывало всегда очень легко, когда он был вашим гостем. Но когда вам приходилось работать с ним, человек этот превращался в настоящего тирана. Не зная усталости сам, он был способен довести своих помощников до полного изнеможения. Помню, как при том, что он всегда умел владеть собой и не показывать своих чувств, он был и поражен, и смущен, когда я ему об этом сказала» (Brabazon J. Albert Schweitzer. A Biography. London, 1976, p. 324).
Случалось, что непримиримая требовательность Швейцера к своим помощникам по работе в Ламбарене, проистекавшая от чувства большой ответственности за дело и от сознания того, что то или иное решение продумано им до конца и изменить ничего нельзя, ставила его ближайших сотрудников в трудное положение. От них требовалось полное подчинение, и нередко они только впоследствии узнавали, почему им надлежало поступать так, а не иначе. Об этом, например, рассказывал д-р Марк Лаутербург (Ibid., p. 341).
Швейцер мог иногда быть резок и с больными, если они нарушили режим или не выполнили порученную им работу. Он мог даже на них прикрикнуть. Но это не вызывало в них раздражения. Норман Казинс приводит слова одного из таких больных (прокаженного): «Мы на него не сердимся. Да разве это возможно? Может ли человек сердиться на родного отца, когда тот говорит ему, что надо делать» (Cousins N. Dr. Schweitzer of Lambarene, p. 94).
74
Если бы они могли также знать, как глубоко мы признательны им за то что они так поняли наши нужды, и за всю ту помощь, которую они так трогательно нам оказали! — Чувство благодарности и убежденность, что надо успеть его выразить проходит через всю жизнь Швейцера наряду с чувством долга перед людьми. Когда в 1919 г. после перенесенной им второй операции он лежал в Страсбургской клинике, он стал думать о том, что больной обязан выздоровлением своим не только врачу, который его лечил, но и всему персоналу больницы, больше того — также и тем, кто эту больницу учредил и построил, «многим теням умерших» (Brabazon J. Albert Schweitzer. A Biography. London, 1976, p. 284). А вот что он пишет о благодарности в своих воспоминаниях: «Всякий раз, когда я оглядываюсь на пору моей юности, меня преследует мысль о том, скольким людям я