мяса, доставая их из большого кожаного мешка на поясе. Вперед прыгнула немецкая овчарка, пытаясь стащить кусок сырого мяса, вырвать из руки Бенфилда, пока тот не бросил его остальным.

– Назад! – рявкнул Бенфилд и огрел собаку по голове своим орудием усмирения. Собака заскулила, отскочила в сторону и упала, остальные бросились к еде поверх повалившегося товарища.

– Была бы у меня склянка,– тихо сказал Бенфилд,– так я бы вас успокоил. Я бы вас накормил бы порошочком. Вы бы у меня попрыгали тогда.

В тусклом свете глаза его казались черными дырами на белом черепообразном лице.

– А ну, назад, я сказал! Вот дерьмо!

Он стоял спиной к двери, примерно в пятнадцати футах от Палатазина и Томми.

Палатазин заставил себя успокоиться и, сжимая молоток, тихо вошел в комнату. Он поднял руку с молотком, размахиваясь.

Серая дворняга с красной от крови мордой метнула взгляд на непрошенного гостя и обнажила белые клыки, тут же разразившись серией оглушительного лая. Бенфилд начал поворачиваться, и Палатазин увидел, что он не успеет достать преступника. Он прыгнул, глаза Бенфилда расширились. Он швырнул в лицо Палатазина посох, но Палатазин выставил левую руку, и удар пришелся по предплечью, как раз над кистью. В следующий миг он столкнулся с Бенфилдом, и они, яростно борясь, упали на пол, среди лающих взбешенных собак. Они катались по полу, Палатазин пытался ударить противника в висок молотком, но Бенфилд перехватил его кисть своими по силе сжатия похожими на тиски ладонями. Вторая рука схватила Палатазина за горло и начала сжиматься.

Вокруг прыгали и метались собаки, дергая за рукава, штаны, пытаясь укусить. Несколько собак начали драку между собой за овладение выпавшими из мешка кусками мяса. Одна вцепилась зубами в кожаный мешок, пытаясь стащить его с ремня. Палатазин ударил Бенфилда в лицо побелевшим кулаком, из носа у преступника потекла кровь, но он лишь довольно усмехнулся, продолжая сжимать пальцы. Собака оторвала кусок рукава Палатазина. Другая укусила Бенфилда за ухо. Но Бенфилд теперь уже не чувствовал боли, он вообще ничего не чувствовал, кроме желания убить врага. Он подмял под себя Палатазина, придавил ногой руку с молотком, сжал обеими руками горло и начал сдавливать. Палатазин задыхался, в висках пульсировала боль, он чувствовал, что в левую лодыжку вцепились собачьи зубы, другая собака злобно дышала в лицо. Животные в бешеном возбуждении вертелись вокруг дерущихся, завывая и подпрыгивая, доведенные до иступления жаждой крови и голодом.

Томми подхватил валявшийся на полу боевой посох Бенфилда, прыгнул, спасаясь от зубов атаковавшего его пса, ударил, попав собаке в горло. Теперь вокруг него образовалось свободное пространство – собаки боялись знакомого опасного предмета. Томми примерился и ударил Бенфилда по затылку. Тот застонал, но пальцев не разжал.

– Отпусти его! – крикнул Томми и ударил изо всех сил еще раз. Довольно толстая палка переломилась посередине, в руках Томми остался зазубренный обломок, примерно в три фута длиной.

Бенфилд повалился в сторону, на бок. С тихим стуком голова ударилась об пол, и Палатазин с трудом разжал пальцы, которые, словно окаменев, впились в его горло, оставив глубокие вмятины. Он поднялся, пятясь прочь от прыгающих со всех сторон собак. Они на него внимания больше не обращали – теперь их больше интересовал кожаный мешок с мясом, за обладание содержимым которого завязалась жестокая драка. Одному псу удалось оторвать мешок от ремня, и, подхватив его, пес помчался прочь, остальные его преследовали. С жутким лаем и воем свора исчезла в соседней комнате, оставляя разбросанные по каменному полу куски мяса. Палатазин некоторое время смотрел на неподвижно лежавшего Бенфилда, потом перевернул его и пощупал пульс.

– Он умер? – спросил Томми, тяжело дыша. – Неужели я… его убил?

Палатазин поднялся и взял с полки фонарь.

– Нет,– хрипло сказал он.

У него дрожали колени, и когда он стер ладонью, пот с лица, он заметил, что пот стал розовым. Он поправил рюкзак на плече, пальцы его сжимались и разжимались на рукоятке молотка.

Если он не убьет Бенфилда, тот предупредит вампиров. Все было просто и от этого ужасно. Он присел рядом с лежавшим без сознания оглушенным Бенфилдом, изучая жабье лицо преступника, потом поднял молоток, чтобы раздробить ему череп. Рука замерла в верхней точке замаха. Силы Палатазину хватало, но не хватало храбрости. Одно дело убить вампира, другое – человека, пусть даже он пытался только что убить тебя. Совсем не простое дело убивать беспомощного человека, лежавшего на полу, убивать хладнокровно. “Капитан Палатазин,– подумал он,– бывший капитан, во всяком случае. Неужели ты хочешь, чтобы мальчик это увидел?” Он посмотрел на Томми, увидел, какими остекленевшими, мучительными стали его глаза. “Вампира – да, но не человека”.

Палатазин поднялся. Нельзя было определить точно, когда придет в себя Бенфилд, если вообще придет.

– Я говорил тебе – оставайся дома, разве не говорил? – спросил мальчика Палатазин, пытаясь улыбнуться. Улыбка получилась жалкая. – Итак, куда мы теперь направляемся?

– Там будет… – Томми с трудом отвел взгляд в сторону от Бенфилда. – Тут должна быть где–то еще одна лестница, ведущая на верхний этаж подвала. Не знаю точно, где она, но…

– Мы ее отыщем. Давай–ка поскорей отсюда уходить, пока не вернулись собаки. Их тут, кажется, не очень сытно кормят.

Сжимая в одной руке молоток, в другой фонарь, Палатазин шагнул в темноту, рядом с ним шагал Томми.

16.

– Забавные игрушки, хитрые,– сказал принц Вулкан, поднимая со стола один из кислородных баллонов. Он несколько секунд очень внимательно изучал вентиль, потом повернул кран и прислушался к шипению выходящего газа. Он улыбнулся и завернул кран, осторожно положив баллон на стол в зале совета рядом с грудой других вещей, рядом с золотой магической чашей миниатюрного урагана. Потом он поднял маску, посмотрел на нее, бросил обратно.

– Умно,– сказал он. – Эти люди – довольно умные создания, верно, Кобра?

Кобра усмехнулся. Он стоял у камина, где сидели на полу отец Сильвера и Вес. В руке у него поблескивал любимый черный маузер, хотя едва ли в нем была здесь необходимость. Лицо священника превратилось в маску страдания, покрытое крупными каплями испарины, которые медленно стекали вниз, капая на рубашку. Ловушка капкана еще висела на левой лодыжке, стальные зубья впились в кость. Священник лежал на боку, и нога была совершенно беспомощной – малейшее движение вызывало судорогу ужасной боли. Но Сильвера не проронил ни слова, ни стона за