Борьба закончилась в Гнилом углу. Со стороны красных там дрались и партизаны. Вмешательство японцев было не в их пользу. Они, вместе с наиболее непримиримыми защитниками правительства Антонова, ушли в сопки.

Более легко совершился переворот в Никольске.

Еще 29 мая во Владивостоке имелось сведение о разоружении никольской милиции и о переходе на сторону каппелевцев части дивизиона народной охраны, а на следующий день экстренный выпуск «Слова» подтвердил утренние сообщения газет о перевороте в Никольске. И милиция, и дивизион народной охраны сдали оружие каппелевцам. Комендантом города назначен командир 2-го корпуса генерал Смолин. Общее руководство событиями находилось в руках командующего каппелевской армией генерала Вержбицкого.

То же произошло в Раздольном и др. пунктах. Власть коммунистов была ликвидирована.

Переворот на севере докатился до Спасска. Во Владивосток вошли части 3-го корпуса генерала Молчанова, наиболее тесно связавшиеся с Меркуловыми. Части эти предупредили закрепление во Владивостоке семеновцев, принимавших весьма деятельное участие в перевороте и являвшихся авангардом, подготовлявшим вступление в законные права верховного правителя – Семенова, находившегося в это время в Дайрене.

Совет съезда несосов немедленно выдвинул из своего состава правительство пяти, назвавшее себя Приамурским правительством, что показывало распространение его претензий на власть не только над Приморьем, но и над Амурской областью.

В состав пятерки вошли оба брата Меркуловых, городской голова Владивостока Еремеев и два малоизвестных гражданина – Макаревич и Адерсон. Председателем правительства был избран Спиридон Меркулов, человек чрезвычайно хитрый, честолюбивый и энергичный. В довоенное время он был одним из крупных сотрудников бывшего здесь генерал-губернатором Гондатти, хорошо знал край и местные условия. Вместе с братом своим Николаем, в прошлом – капитаном парохода на Амуре, а теперь владельцем нескольких промышленных предприятий в районе Владивостока, образцом грубой силы и упрямой воли, эти два человека фактически сделались господами положения.

Николай Меркулов, имевший связи и в японском штабе, и среди верхов каппелевцев, взял на себя заведывание иностранными и военно-морскими делами.

Значительное влияние в правительстве получил после переворота командующий каппелевской армией генерал Вержбицкий, который вместе с своим штабом прочно обосновался во Владивостоке.

Соперником ему по влиянию на правительство являлось полуавтономное уссурийское казачество, во главе с его атаманом Савицким и генералами Савельевым и Глебовым, сыгравшими весьма крупную роль в только что законченном перевороте.

Пытался играть некоторую роль и Совет казачьих войск, во главе с «наследником прав» известного атамана Дутова – генералом Анисимовым. У совета были свои вооруженные части – небольшие отряды оренбургских, уральских, сибирских и семиреченских казаков. В совет входило представительство и от амурских и уссурийских казаков.

С главой правительства С. Меркуловым я познакомился при несколько исключительных условиях.

В первые дни после переворота я как-то беседовал с посетившим меня американским представителем господином Смитом.

Доложили, что меня просят только что прибывшие посетители. Я вышел. Оказалось, меня желали видеть министр юстиции нового правительства Разумов, которого я видел первый раз, начальник осведомительного отдела полковник Михайлов и какой-то совершенно незнакомый человек, оказавшийся представителем уссурийских казаков.

Я спросил прибывших о цели их визита, а также поинтересовался – имеют ли они личное дело ко мне или исполняют чье-либо поручение?

Разумов очень почтительно заметил: «Мы прибыли по поручению председателя правительства, он просит вас пожаловать к нему».

В окно виднелся стоявший у подъезда военный автомобиль.

Это «пожаловать» в устах министра юстиции, подкрепленное начальником осведомительного отдела, мне не особенно понравилось. Оно очень напоминало вежливое заявление об аресте.

Я ответил, что сейчас занят беседой с американским представителем и освобожусь через 20–25 минут. «Вы или пришлите за мной машину, или, если располагаете временем, благоволите пройти на балкон и обождать».

«Гости» предпочли обождать на балконе.

Закончив разговор со Смитом, я сделал некоторые распоряжения по дому на случай возможных неожиданностей, и мы отправились.

Светланская улица, по которой мчался автомобиль, полна народу.

Меня доставили в здание областной земской управы. В кабинете председателя находился С. Меркулов во френче и высоких желтых сапогах. Сбоку в кресле сидел генерал Вержбицкий.

Поздоровались. Меркулов извинился, что побеспокоил меня.

Я довольно резко заявил ему, что хотел бы знать причину, по которой меня второй раз катают при столь пышном конвое в казенном автомобиле[93].

Меркулов объяснил, что сегодняшнее приглашение вызвано общественной тревогой в связи с появлением огромного плаката у здания, занимаемого японским жандармским управлением (обычное место расклейки сенсационных известий).

В плакате сообщалось, что, во главе со мной, я формирую новое правительство. Известие это будто бы глубоко встревожило каппелевскую армию и вызвало негодование национал-патриотов.

В голосе Меркулова звучала нотка скорби и покорность промыслу Божьему. Он недурной актер и хорошо знает, что делает.

Я заметил, что сообщение это очень напоминает мне сообщения газет, имевшие место в прошлом году, сейчас же после январского переворота, свергнувшего Розанова, и после апрельского выступления японцев. Тогда это сообщали левые газеты, теперь об этом пишет «Слово» (лейб-орган меркуловцев), и как нечто новое – плакат у помещения японского жандармского управления.

Редакция сообщения почти одна и та же, одно и то же соответствие и с истиной.

Мою сторону определенно принял генерал Вержбицкий, после чего Меркулов выразил, вместе с новым извинением, и искреннюю признательность за выяснение столь прискорбного недоразумения.

Мне даже предложена была охранная грамота в моей собственной редакции. Свидание на этом закончилось.

Обратно домой доставили на автомобиле, но на этот раз уже только в обществе шофера.

Плакат оставался на своем месте, вызывая пересуды «политиков» и горожан.

Цель этой шумихи была ясна: со мною считались и военные круги, и общество. Это не было в интересах нового правительства, неожиданное появление которого вызвало недоумение и раздражение даже в умеренных кругах. Меня надо было выяснить. Кое-что в этом направлении удалось.

Одни (левые) шипели, видя меня на автомобиле среди меркуловцев, другие, меркуловские патриоты, негодовали, читая о преступных замыслах, сообщаемых плакатом.