– Надеюсь, мистер Гроклтон, ваши чиновники уложат бревна так, как было, – холодно заметил Прайд.

– Сомневаюсь, мистер Прайд, – так же холодно ответил Гроклтон.

После их ухода Прайды сложили бревна в штабеля. Никто не сказал ни слова. Такова была игра.

Однако Натаниэль как-то и сам повстречал Гроклтона. Это случилось недели через две после прививки от оспы. Они с Эндрю Прайдом только что вышли из школы, и вместо того чтобы, как обычно, завернуть за дом мистера Гилпина и пойти в Оукли, направились другим путем к Болдрской церкви.

Их целью был Альбион-Хаус, где тетушка Прайда служила экономкой. Эндрю велели после занятий навестить эту грозную леди, и Натаниэль с восторгом составил ему компанию. В том доме жила молодая леди, которая уговорила его сделать прививку. Вдобавок, по словам Эндрю, этот дом был велик – особняк. Он раньше никогда не бывал в таком.

Они шли по дорожке к церкви, когда услышали позади топот копыт, обернулись и увидели таможенника. Поравнявшись, он глянул вниз и вежливо спросил, куда они держат путь.

Если не обращать внимания на руки-клешни, то Гроклтон, когда не выискивал контрабанду, был достаточно симпатичным. Услышав про Альбион-Хаус, он вынул из кармана запечатанное письмо и попросил с улыбкой:

– Ребята, хотите заработать два пенса?

– Каждому, сэр, – быстро ответил Натаниэль.

Секунду подумав, Гроклтон усмехнулся:

– Замечательно, коли так. Это письмо от моей жены старому мистеру Альбиону. Отнесете?

– О да, сэр! – обрадованно крикнули оба.

– Тогда вы сэкономите мне время. – Он полез за деньгами и небрежно обронил: – Итак, вам придется постараться доставить его немедля. Я полагаю, вы знаете, как доставлять письма?

– За два пенса, сэр, я отнесу письмо в Нью-Форесте куда угодно, – уверенно сказал Натаниэль.

– Хорошо. Тогда держите.

Он дал им деньги и проводил взглядом. Но почему-то, как будто застигнутый какой-то мыслью, Гроклтон не сразу тронулся с места и чуть не минуту смотрел им вслед. А когда Натаниэль оглянулся, то увидел, что Гроклтон, пребывая в глубокой задумчивости, рассматривает именно его.

«Зачем это мистеру Гроклтону?» – удивился он.

Оксфорд! Наконец-то Оксфорд! Вот он впереди! Его шпили и купола вырастают из зыбкого утреннего тумана, который повис над просторными зелеными лугами и мирной рекой, струящейся мимо колледжей. Оксфорд на реке Исис, как названа Темза на этом отрезке своего долгого странствия. Скрывать волнение было бессмысленно.

– Подумать только, моя милая, дорогая Фанни! – воскликнула кузина Луиза. – Представь, что еще немного – и мы бы вообще никуда не поехали!

Фанни с удовольствием подумала, что нынче Луиза была очень хороша. Она всегда восхищалась ее темными волосами и яркими карими глазами, а этим утром кузина выглядела особенно оживленной. Какая радость, подумала Фанни, что ее ближайшая родственница вдобавок и лучшая подруга.

Их путешествие едва не отменилось из-за болезни. Не старого Фрэнсиса Альбиона, которого сестра приволокла от смертного порога в его обычное состояние, а неожиданно – матери Луизы, миссис Тоттон, которая должна была сопровождать их, но вдруг упала и так растянула ногу, что искренне сочла поездку невозможной. И если бы не мистер Гилпин, они бы точно остались дома.

«Жена говорит, что я слишком засиделся в Болдре, – заявил он благодарным Тоттонам так уверенно, словно это было правдой. – Она буквально настаивает, чтобы я стал сопровождающим. Не забывайте, что я и сам учился в Оксфорде, а потому буду только рад посетить его снова».

Со священником в качестве спутника можно было не сомневаться, что девушки в безопасности. «В самом деле, – заметила Фанни Луизе, – для нас великая честь путешествовать с таким выдающимся человеком». И так они в приподнятом настроении, в лучшей карете выехали из Альбион-Хауса в Винчестер, а оттуда по старой дороге, уходившей прямо на север, – в Оксфорд, до которого было сорок миль пути.

К середине утра они поселились в «Синем вепре», одной из лучших в городе гостиниц, в районе Корнхилл: девушки разместились в одном номере, мистер Гилпин – в другом. А днем к ним пожаловал Эдвард Тоттон.

Обнявшись с сестрой и кузиной, поклонившись и засвидетельствовав почтение мистеру Гилпину словами, что такое сопровождение – большая честь, и видя, что всем не терпится осмотреть город, Эдвард предложил сразу отправиться на прогулку по Оксфорду.

Город был великолепен. Широкие мощеные главные улицы; чудные средневековые переулки; старинные готические церкви бок о бок с блистательными неоклассическими фасадами; университет, спокойно возвышающийся вот уже более пяти веков. Улицы были заполнены самым пестрым людом. Торговцы и фермеры из окрестных сел, духовные лица и неимущие студенты, богатые юнцы с напудренными волосами, строгие профессора в мантиях и гости, как они сами – Луиза и Фанни. Тут они миновали величественные врата и сторожку привратника, похожие на вход во дворец, разглядев за ними огромный прямоугольный двор; там, в переулочке, заглянули в темный дворик, который будто пребывал в забвении со времен средневековых монахов, что пользовались им четыреста лет назад.

Эдвард был чрезвычайно оживлен, девушки находились в наилучшем расположении духа, но Фанни не преминула восхищенно отметить роль, которую взял на себя мистер Гилпин. Он с удовольствием сопровождал их, но говорил мало. Иногда, когда они доходили, например, до Бодлианской библиотеки или Шелдонского театра, классического шедевра сэра Кристофера Рена, он делал шаг вперед и негромко густым голосом отмечал главные достоинства того или иного здания. В конце концов, не делать этого было бы неисполнением долга. Когда они посетили его родной Куинз-колледж, мистер Гилпин, естественно, устроил экскурсию. Но вне этих случаев он предпочитал идти замыкающим, предоставляя Эдварду быть лидером, и даже тень недовольства не ложилась на его выдающийся лоб, если тот что-то путал. Он явно радовался не меньше, чем они, заглядывая в знакомые старые закоулки и щели с восторженным «ага!», убеждаясь, что те точно такие же, какими были пятьдесят лет назад. Они посетили колледжи – внушительный Баллиол, величественный Крайст-Черч, прелестный Ориель – и к трем часам добрались до Мёртона, колледжа Эдварда.

– Мы называем себя старейшим колледжем, – сообщил Эдвард.

– Спорно, – усмехнулся Гилпин.

– Во всяком случае, его построили первым, – с улыбкой отозвался тот. – В тысяча двести шестьдесят четвертом. Мы очень гордимся собой. Главу колледжа называют ректором.

Мёртон был, безусловно, прекрасен. Его не столь большие дворы выглядели уютными и пропитанными стариной. Однако капелла была весьма внушительной, ее западный конец изобиловал памятниками и монументами. Пришедшие задержались у одного, весьма красивого, воздвигнутого в честь ректора Роберта Уинтла, который умер несколько десятков лет назад, и Гилпин только начал говорить, что хорошо помнит его – замечательный был ученый, как Эдвард прервал его радостным возгласом: