– В таком случае веди себя благоразумно, если вы с ним пойдете вдвоем на прогулку сегодня вечером, как вы это уже делали, – сказала Мари-Нутта обеспокоенным тоном. – Душераздирающее прощание двух влюбленных может перерасти в нечто совсем иное. А Людвиг вас не видел и не слышал? Мукки и Жоашим хотя и обо всем знают, но ничего никому не расскажут, а вот он… Он вполне может проболтаться папе.

– Нет, он еще, должно быть, спит.

Лоранс вся просто сияла. Впрочем, ее прежнее страстное увлечение Овидом ее кое-чему научило. Реаль ей нравился, но она не была влюблена в него до такой степени, чтобы потерять голову. Этот семнадцатилетний парень тешил ее комплиментами и поцелуями, не заходя при этом слишком далеко. Он уже шептал ей на ухо что-то о помолвке. Она в шутливой форме пообещала ему подумать об этом в следующем году.

– Одевайся, нам уже пора идти работать, юная бесстыдница, – пробурчала Мари-Нутта. – Тебя из нас двоих считали более благоразумной, но это не более чем иллюзия. Ты просто хорошо умеешь скрытничать.

– А тебе следовало бы сменить Акали в монастыре. Жоашим строит тебе глазки, но ты его игнорируешь.

– Он меня не интересует, – отрезала Мари-Нутта, натягивая на себя штаны и кофту.

В большой комнате, в которой девушки обычно готовили еду и которая служила также гостиной и столовой, хлопотал по хозяйству Тошан. В эту комнату зашел и Людвиг. Немец уже успел искупаться в реке: его волосы были мокрыми, а лицо – посвежевшим. Он сел за стол, на котором стояли кофейник, глиняное блюдо с ломтиками хлеба, горшочек с черничным вареньем и миска со сливочным маслом.

– Ты успеваешь обо всем позаботиться, Тошан. Ну прямо настоящая курица-наседка! – констатировал Людвиг. – Большое спасибо, я проголодался.

– Я – курица-наседка? Может, мне обидеться? А кто же тогда петух? Мукки или ты?

Людвиг расхохотался, а затем впился своими красивыми зубами в первый бутерброд.

– Я рад слышать, что ты смеешься, – признался метис. – И я благодарю тебя за то, что ты сюда приехал. Ты тут неплохо поработал.

– К концу ноября у тебя уже будет мебель. Не шикарная, но зато прочная и практичная. Я боялся, что из-за моих воспоминаний о тех временах, когда я жил в Большом раю с Шарлоттой, я буду чувствовать себя здесь очень несчастным. Однако я чувствую себя хорошо.

– Если бы здесь была Киона, она сказала бы, что круг из белых камней, выложенный нашей матерью Талой, оберегает нас от бед и опасностей, потому что отпугивает злых духов. А вот Тибо он, к сожалению, отпугнуть не смог.

– Без этого круга, возможно, все закончилось бы еще хуже, – сказал Людвиг, слегка напрягшись при упоминании имени Кионы.

Это имя прозвучало в его ушах, как радостный перезвон колоколов, от которого биение его сердца ускорилось. В комнату вошли Лоранс и Мари-Нутта. Волосы у них обеих были завязаны на затылке в хвост, и одежда у них была почти одинаковой. Их сходство друг с другом бросалось в глаза еще больше, чем обычно.

– Доброе утро! – звонко сказала Лоранс.

Она села за стол рядом с Людвигом. Тот покосился на нее с насмешливым видом. Тошан стал дразнить Мари-Нутту:

– А что это ты сюда пришла? У тебя нет времени на то, чтобы распивать здесь чаи! Беги на реку, сейчас как раз идеальное время для фотографирования.

– Папа, я хочу есть. Я схожу на реку завтра утром. А ты когда поедешь за мамой и за грузовиком?

– В воскресенье. А вернемся мы во вторник.

– Нужно, чтобы вы отдали мои фотопленки на проявку в Робервале и чтобы вы купили мне новые фотопленки. И если бы ты привез мне арахисового масла, я была бы счастлива. Я попробовала его у Бадетты, и оно мне очень понравилось.

– Составь мне список, моя дорогая. Знаешь, есть кое-что такое, что я рассчитываю прихватить с собой, когда буду возвращаться сюда, но тебе это в список вносить не надо.

– И что же это? – спросила Лоранс.

– Щенки, которых Мин зарезервировала у отца Реаля. Этот славный человек нам их любезно подарил. Мы вообще-то должны были забрать их раньше, но…

Это «но» относилось к произошедшей недавно трагедии, а именно к безвременной кончине Шарлотты. Воцарилось молчание, которое прервал Людвиг.

– Мне хотелось бы поскорее увидеть этих щенков, – сказал он. – Загон для них отремонтирован, а конуры – вычищены.

– Тут все уже в безупречном виде, – закивала Мари-Нутта. – В окнах нет ни одного разбитого стекла, полы почти везде покрашены заново. Сегодня мы вдвоем с Лоранс займемся комнатой малышей. Мама дала нам на этот счет указания. Нужно перекрасить полы в этой комнате в светло-желтый цвет.

Тошан в знак согласия кивнул, сердито сжав при этом челюсти: перед его мысленным взором снова предстали следы мочи и экскрементов, которыми были загажены стены и пол. А еще – нецензурные надписи углем на стенах.

– Теперь я буду стараться уезжать со своих земель как можно реже, – сказал Тошан. – Людвиг, завтра мы посвятим весь день рыбалке. Мне нужно успеть закоптить много рыбы до того, как выпадет снег. Мукки очень хорошо умеет это делать. Для собак-маламутов это самый лучший корм.

Четвертью часа позже, после обсуждения некоторых практических вопросов, метис отправился осматривать дом вместе с Людвигом, а девушки пошли будить троих парней. Из-за крон деревьев окружавшего дом леса медленно выползал огненно-оранжевый диск солнца.

Первым из юношей появился Мукки. Его глаза радостно поблескивали. Он вылез из палатки и, голый по пояс, в пижамных штанах, стал потягиваться. Потянувшись в разные стороны своими мускулистыми руками с золотистой кожей, он стал здороваться с девушками:

– Доброе утро, о красавицы Перибонки! Надеюсь, вы приготовили чего-нибудь поесть трем голодным воинам!

Лоранс звонко рассмеялась, тайно надеясь, что звуки ее голоса заставят Реаля поскорее выйти из палатки, в которой он спал один. Однако следующим появился Жоашим – верзила с очень коротко подстриженными волосами. Он вылез из своего спального мешка и затем выскользнул наружу.

– Доброе утро, девушки, – тихо пробормотал он со свойственной ему робостью.

– Идите поскорее выпейте кофе или чаю, – сказала Мари-Нутта, у которой вызвал раздражение восхищенный взгляд, который украдкой бросил на нее Жоашим. – Папа сказал, что сегодня вам предстоит собирать хворост.

Лоранс, оглянувшись и убедившись, что ее отец и Людвиг все еще в доме, скользнула в палатку Реаля. Этот юноша крепко спал. Лоранс разбудила его еще до наступления рассвета, и теперь он, похоже, наверстывал упущенное. Выражение лица у него, спящего, было каким-то детским. Лоранс быстренько наклонилась и поцеловала его в губы.

– Просыпайся, храбрым воинам уже пора вставать, – пошутила она.

Он открыл свои серо-голубые глаза и восторженно посмотрел на Лоранс. Вздрагивая от желания, которое ему постоянно приходилось сдерживать, он притянул ее к себе и поцеловал в шею и волосы, а затем – в губы, которые были нежными, как только что распустившийся цветок.