учуяла подобное колдовство. Но вот, пожалуйста: по улице пёрла куча народу, которой просто неоткуда было взяться.

Гидра, однако, медлила. Эти существа были, вроде как, людьми, но какими-то странными: черно-зелёные ауры, неправильные тела и странное ощущение чужеродности окружавшее их, которое Другая не могла идентифицировать – в её сознании просто отсутствовали требуемые паттерны. Да, это была энергия заключённая в кожаные бурдюки тел – то, чем она от веку питалась, но что-то, что-то...

Но Нелинейная Гидра была в первую очередь Нелинейной Гидрой: при виде такого обильного пиршества в ней сработал инстинкт.

Она рванула вперёд, хирургически выверенным движением лезвий разрубила первое существо в надвигающейся толпе на десяток частей, и с размаху вонзила свой хобот-зонд в самую сущность жертвы.

Капрал Штефан Барагуз, редкостная сволочь и извечный враг знаменитого сержанта Кувалды не был так поражён, опрокинув себе в рот с похмелья содержимое ночного горшка, как Гидра, хлебнув того, что даровало надвигавшейся на неё нежити подобие жизни.

У Другой, конечно, не было чувства вкуса в его человеческом понимании, но качество потребляемого «виталиса» она анализировала очень тонко, во всяком случае, уж точно не хуже, чем королевский дегустатор анализирует букет и состояние очередной бутыли коллекционного вина из погребов Их Величеств. Тонкие обертоны верхних плёнок ауры, густые насыщенные отзвуки глубоких животных слоёв, тягучая тяжесть завитков в которые конденсировались вита-центры человеческого тела – о-о-о-о! – Гидра умела оценить свою жертву в кулинарном плане.

Некротический заряд произвёл на неё, примерно, такое же действие, какое на запойного алкоголика после недельных возлияний производит заклятье «Чистая вода». Только алкоголик захлёбывается в собственной рвоте из-за того, что огромное количество отравы начинает рваться из его организма наружу, а Гидра едва не коллапсировала в ноль из-за того, что отрава хлынула ей внутрь.

Её, конечно, трудно было убить – в конце концов, она была Другой из Сферы Форм, а не Букой или подкроватной пылёвкой. Но эффект всё равно оказался феерическим; Гидра оказалась полностью дезориентированной, а её эфирная структура – серьёзно повреждённой.

Она надулась, как кузнечные меха, заискрила, резко сжалась и изблевала из себя проглоченную дрянь мощным густым потоком.

Огромная порция некротической силы ударила в защищающий ратушу «Замок Ангазара», прорвала его, и, сломав сложную структуру заклятья, окончательно погасила.

- Что это было? Что случилось? – Пьер Артисон дико вращал глазами; он, конечно, не был колдуном, но эфирный «хлопок» лопнувшего защитного заклинания всё равно почувствовал, и у него заложило уши.

- Это была наша защита. – Анна глубоко вздохнула, закашлялась от ужасной вони, и похлопала жандарма по плечу. – Мы больше не защищены.

- Так что? Сейчас, или никогда?

- Сейчас, или никогда.

Гидра, конечно же, тоже понимала, что ратуша больше не прикрыта защитным куполом, но это понимание не особо доходило до её сознания, что плавало сейчас в чёрной купели боли и отвращения.

Это были не люди. Этого вообще не должно было существовать. Это не должно было ходить под солнцем срединного мира, пачкая собой все мыслимые реальности и Сферы, как внешние, так и нижние. Это было до такой степени мерзко, чуждо и бессмысленно, что должно было быть немедленно уничтожено, убрано, выметено прочь, снесено в пыль, забыто...

Другая распустила лезвия и с размаху врезалась в толпу медленно наступающего ужаса, рубя и кромсая.

Но ужас не отступил, не отошёл и не прогнулся. Напротив: твари, что до поры таились в подвале ратуши, завыли и ринулись в атаку.

Гидра поначалу даже не поняла, что вообще происходит, а потом уже стало поздно: сотни скрюченных пальцев вцепились в её не-плоть, сотни чёрных зубов впились в то, что заменяло Другой тело, и начали терзать его с тупым остервенением заевшего компостера, что бессмысленно и жадно лупит своими «зубами» по застрявшей в нём билетной карточке. Но самым главным было то, что все эти укусы достигали цели, ибо твари, что навалились на Гидру, были не просто мёртвой плотью.

Гидра убивала по всякому: просто и неизящно разделывая тела, или наоборот, играя со своими жертвами, отрезая от них по кусочку, мучая их в той или иной мере. Но главное оставалось неизменным: охотником в этом тандеме всегда была она. Никогда не было иначе, и вот теперь она не охотилась, а сражалась – сражалась, чтобы выжить.

Фриц Шпицберген, как и Пьер Артисон, не была колдуньей. Но чувствительность к эфиру в ней теплилась, хотя об этом не знала даже она сама. Вещие сны? Да кому они только не снятся. Предчувствия? Она называла это «интуицией». Странные чёрные тени, что изредка мелькали в углах её дома? Ну, видят же люди домовых-суседок, чего тут удивительного.

Её талант, при желании, можно было даже развить: инквизитором или магистром госпожа Фриц бы, конечно, не стала, но вот средней руки колдуном – запросто. Однако сила, что спала в ней, никак не проявила себя, и в подростковом возрасте (золотое время, когда восемьдесят процентов колдунов как раз и идентифицируют соответствующие службы) маленькую Фриц больше интересовали пули, ружейные смазки и винтовки (особенно она любила британские «Снайдеры»).

Но сейчас, на пике нервического перенапряжения, она это увидела. Всего на секунду, но очень и очень ясно Фриц Шпицберген увидела, как ногти и зубы разложившейся армии старосты Гремма рвут на части бледное облачко, истекающее серебристой влагой, похожей на кровь.

Она почувствовала, что Гидре очень и очень больно.

И хищно улыбнулась, ласково потирая рукоять револьвера.

Ослеплённая болью Гидра больше не охотилась. Она сражалась за жизнь, полностью утонув в инстинкте.

Сжавшись в максимально плотный ком, ощетинившийся рубящими мёртвую плоть силовыми лезвиями, она превратилась в нечто вроде гигантской циркулярки перемалывающей наступавшую нежить в клочья летящего вокруг гнилого мяса и чёрных обломков костей. Как бы ей не было больно, какой бы ущерб ей не причинили призванные старым некромантом твари, Гидра, всё же, была Другой, сотворённой из Первичного одним из Высочайших Могуществ. Да, это была неожиданная битва, но исход её был предрешён.

Врубаясь в напирающую толпу нежити, Гидра постепенно приближалась к ратуше – огромный смерч, выплёвывавший из себя слизь, черноту и вопящий мрак, что изо всех сил цеплялся за временное подобие жизни. Минута, другая и вот уже армада мертвецов была прорежена более чем наполовину.

Конечно же, Анна Гром понимала, что очень скоро здесь уже не будет стены гнилого мяса, что терзала Другую, а останется очень злая Нелинейная Гидра. Она не злилась