Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На мгновение Деборе стало страшно. Ей показалось, что она заперта в этом холме и никто не знает, куда она отправилась. Замысловато выругав себя за то, что слепо доверилась этому Полу Филдеру, она успокоилась и окликнула мальчика. В ответ где-то чиркнула спичка. Из отверстия в покореженной стене справа вырвался луч света. Поняв, что там еще одна камера, она двинулась туда.
Обнаруженный ею проем в ширину был дюймов десять, не больше. Она пролезла в него, почти касаясь холодной и влажной поверхности внешней стены, и увидела, что вторая камера была снабжена множеством свечей и небольшой походной кроватью. В изголовье лежала подушка; в ногах стояла резная деревянная шкатулка; а посередине сидел Пол Филдер с коробком спичек в одной руке и горящей свечой в другой. Он начат пристраивать ее в нишу между двумя камнями внешней стены. Когда это ему удалось, он зажег другую свечу и стал капать воском на пол, чтобы поставить ее.
— Это ваш тайник? — спокойно спросила его Дебора. — Здесь ты нашел картину, Пол?
Это казалось ей маловероятным. Похоже, тайник был предназначен для чего-то иного, и Дебора догадывалась для чего. Ее догадку подтверждало присутствие кровати, а то, что она увидела, протянув руку к шкатулке и открыв крышку, устранило последние сомнения.
Шкатулка была полна презервативов: ребристых, гладких, цветных и с запахом. Их количество позволяло предположить, что тайник использовался для занятий сексом регулярно. Да, лучшее место для свиданий придумать было трудно: скрытое от посторонних глаз, возможно, всеми забытое и в то же время вполне романтическое для девушки, считавшей, что ее свела с возлюбленным сама судьба. Так вот, значит, где Ги Бруар и Синтия Мулен предавались радостям плоти. Непонятным, оставалось только одно: зачем он приводил сюда еще и Пола Филдера.
Дебора взглянула на мальчика. При свете свечи фарфоровая гладкость его кожи и крутые завитки волос вокруг лица, делавшие его похожим на херувимов с полотен Ренессанса, еще сильнее бросались в глаза. В нем определенно было что-то женственное, а тонкие черты и хрупкое сложение подчеркивали это. И хотя Ги Бруар слыл завзятым бабником, Дебора не спешила сбрасывать со счетов вероятность того, что Пол Филдер также был объектом его желаний.
Мальчик смотрел в открытую шкатулку, которую Дебора поставила себе на колени. Задумчиво он зачерпнул оттуда горсть маленьких хрустящих пакетиков и смотрел, как они лежат на его раскрытой ладони. Дебора негромко спросила:
— Пол, вы с мистером Бруаром были любовниками?
Он швырнул презервативы обратно в шкатулку и захлопнул крышку.
Посмотрев на него, Дебора повторила свой вопрос.
Мальчик резко отвернулся, задул обе свечи и выскользнул через пролом в камнях наружу.
Пол твердил себе, что не будет плакать, потому что это ничего не значит. Почти ничего. Ведь он был мужчиной, а Пол слышал от Билли, от отца, по телику, от парней в школе — когда ходил туда — и изредка украдкой читал в «Плейбое», что мужчины делают это постоянно. А то, что он делал это здесь, в секретном месте, о котором знали только они двое… Ведь здесь он это делал, да? Иначе зачем тут эти блестящие пакетики, если он никого сюда не приводил, если он не приводил женщину, которая была важна для него настолько, что он даже показал ей их с Полом потайное место?
«Сумеешь сохранить нашу тайну, Пол? Я проведу тебя внутрь, если ты пообещаешь мне, что никому не расскажешь о нашем убежище, ладно? Мне кажется, о нем давно все забыли. И пусть так и будет дальше. Хочешь туда? Обещаешь?»
И он, конечно, обещал, что сохранит тайну. Обещал и сохранил.
Он видел кровать, но решил, что мистер Ги иногда на ней отдыхает, или молится, или размышляет, или берет ее с собой в походы. Деревянную шкатулку он тоже видел, но никогда не открывал, потому что родители и грубый жизненный опыт научили его никогда не трогать чужого. По правде говоря, он едва не остановил эту рыжеволосую леди, когда она открыла ее сама. Но та поставила ящичек себе на колени и открыла крышку, прежде чем он успел вырвать шкатулку из ее рук и убрать подальше. А когда он увидел, что там внутри…
Пол был неглуп. Он знал, для чего нужны эти квадратные штучки. И протянул за ними руку, желая убедиться, что они настоящие и не растают как во сне. Но они не только не растаяли, а лежали в его ладони, ощутимо указывая, чем это место было для мистера Ги на самом деле.
Рыжая леди заговорила, но слов он не расслышал, только голос, и комната вдруг закружилась вокруг него. Он почувствовал, что ему надо бежать, стать невидимкой, поэтому он задул свечи и выскочил из камеры.
Но уйти далеко он, разумеется, не мог. Ведь замок был у него и он был ответствен… Не мог же он просто оставить дверь открытой. Ее следовало запереть, ведь он обещал мистеру Ги…
И нечего тут плакать, плакать глупо. Мистер Ги был мужчиной, а у мужчин есть свои потребности, которые они удовлетворяют, где могут, вот мистер Ги и удовлетворял их здесь, и делу конец. К нему, Полу, и к их с мистером Ги дружбе все это не имело ни малейшего отношения. Они стали друзьями с самого начала и оставались ими до самого конца, и даже тот факт, что он делил это место еще с кем-то, ничего не меняет, так? Так ведь?
В конце концов, что говорил мистер Ги?
«Это будет нашей с тобой тайной».
Разве он говорил, что никто и никогда ее больше не узнает? Разве он намекал, что в его жизни никогда не будет человека, важного настолько, чтобы получить доступ в их убежище? Нет, не говорил. И он не лгал. Значит, нечего расстраиваться… и слезы лить тоже нечего…
«Как тебе это нравится, маленькая задница? Как он тебе дает, а?»
Вот что думал про них Билли. Но ничего подобного никогда не было. Если Пол и хотел стать ближе к предмету своего обожания, то это было желание уподобиться ему, а не слиться с ним воедино. А желание уподобиться возникало из того, чем они делились здесь.
«Тайное место, тайные мысли. Место, где можно поговорить или побыть. Вот для чего оно, мой принц. За этим я прихожу сюда».
Как оказалось, не только. Но Пол решил, что убежище все равно останется для него священным, пока он сам не начнет думать о нем иначе.
— Пол? Где ты?
Он слышал, как она выкарабкивается из внутренней камеры. Двигалась она на ощупь, поскольку свечи не горели. Но как только она доберется до большой камеры, все будет нормально. Свеча не горела и здесь, но через открытую дверь снаружи падал луч света, который рассеивался, словно туман, попадая внутрь холма.
— Ты здесь? — спросила она. — А, вот ты где. Ну ты меня и напугал! Я думала…
Она негромко рассмеялась, но Пол понял, что она боится и стыдится своего страха. Это чувство было ему хорошо знакомо.
— Зачем ты меня сюда привел? — спросила она его. — Из-за… ну, из-за той картины?
Он почти забыл. Увидел шкатулку, раскрытую, полную этих штуковин, которые все ему рассказали… И почти забыл. А он хотел, чтобы она узнала и поняла, потому что кто-то ведь Должен. Мисс Рут не верила, что он мог украсть из Ле-Репозуара хоть что-нибудь, но другие всегда будут его подозревать, если он не объяснит, как к нему попала эта картина. А он не вынесет этого, не вынесет подозрения, ведь Ле-Репозуар — его единственное убежище на всем острове, которое он не хотел и не мог потерять, потому что невыносимо сидеть дома с Билли или торчать в школе, слушая насмешки и зубоскальство и зная, что ему некуда больше пойти и не на что надеяться. Но и рассказывать кому-либо из поместья о том, где он нашел картину, ему тоже нельзя, потому что иначе он выдаст секрет дольмена, который поклялся хранить. Вот и выходило, что рассказать он мог только незнакомке, которой все равно, ведь она скоро уедет и не вернется сюда никогда.