есть первая обработка материала, в результате которой образуются кусочки текста, только и ждущие мгновения, чтобы, словно готовые кирпичики, встать на свое место в очерке. Разумеется, тексты еще сырые, но в роли полуфабрикатов вполне приемлемые.

Кроме того, разработка дает возможность «увидеть» весь материал, представить себе его основательность. Проглядев, положим, все эпизоды под рубрикой «Черты биографии» насквозь или все «Психологии», то есть мысленно сведя отдельные смысловые и тематические кусочки в единый большой кусок, я получаю возможность определить и «взвесить» направления будущего очерка, подсобрать в кулак доказательства какой-то мысли, а потом то ли замахнуться, то ли не замахиваться на самостоятельные главки. Была концепция, под которую я собирал материал, и что же? Собрал? Концепция устояла? Теперь вижу: да.

Волнение улеглось. Сумбур прошел. Хаоса нет. Как рыба в воде я купаюсь в материале, прекрасно его зная. Я почти готов писать. «Почти» — потому, что факты и сведения еще не уложены в той логической последовательности, которая укрепляет авторскую позицию. В конце концов, можно было бы принести в газету разработку и положить на стол редакторам. Что бы они сказали, прочитав? «Материал есть, но он не организован». Как часто говорят нам в редакции эти слова, даже когда мы приносим «готовые» очерки! И как они роняют наш авторитет! Чем, собственно, такие очерки отличаются от разработок? Да ничем! Материал есть, но, увы, «не уложен». И мы начинаем «укладывать», по два-три-четыре раза переписывая работу. Между тем мечта каждого журналиста — сдать очерк «с первого предъявления». Разве это невозможно?

Для этого, думаю, необходимо еще одно действо: организация материала, облегчаемая предварительным составлением плана. Я понимаю, как трудно творческому человеку смириться с «планированием», тем более что иным из нас еще в школе отбили желание составлять планы сочинений именно тем, что требовали планы формальные. Мы так и делали: сначала писали сочинение, а потом по готовому тексту «лепили» план. Однако подобное отношение к журналистской работе мне кажется ошибочным, потому что в принципе облегчает возможность не думать, не размышлять, не подчинять себя, а вместе с собой и читателя  л о г и к е.

План — это веревочка, протянутая от замысла к воплощению. Держась за нее, мы никуда не сбиваемся, шагаем уверенно к цели, не теряя здравого смысла, и ведем за собой читателя самой короткой дорогой к тому, во имя чего пишем очерк. К сожалению, далеко не все мы прошли ликбез «холодной обработки материала», без чего невозможно составление плана. М. Горький говорил, имея в виду именно очерк: «…надо поставить себе определенные рамки, нужно иметь какой-то чертеж, ясно представлять себе форму того, что хочешь сделать».

А как же иначе можно сдавать материал «с первого предъявления»?

Но я прерву сам себя, потому что чувствую: еще чуть-чуть — и в моем голосе появятся угрожающие нотки, мол, без составления плана не видать журналисту того, сего, пятого и десятого, — и это было бы несправедливо. Многие газетчики прекрасно работают без «холодной обработки», пишут легко и ясно, логично и просто, и достигают даже большего, чем «плановики». Вот бы, кстати, хорошо и им поделиться своим опытом, чтобы молодые журналисты, примерив оба костюма, взяли в носку тот, что по плечу и по характеру! Я нашел у М. Горького такое высказывание: «План никогда не делаю, план создается сам собой в процессе работы, его вырабатывают сами герои. Нахожу, что действующим лицам нельзя подсказывать, как они должны себя вести». Откровенно говоря, только у литераторов имеется завидная возможность отдавать себя в плен своим героям. Композиторы и художники, например, не могут поручить нотам, чтобы они сами сочиняли музыку, и краскам, чтобы они рисовали картины. Впрочем, М. Горькому принадлежат и такие слова: «В общих чертах план, конечно, есть, я только не пишу его на бумаге». Так или иначе, но окончательный вывод просится сам собой: журналист может работать и по плану, и без него, но только не насилуя собственную индивидуальность. Однако надо пробовать!

Право, Гораций не зря утверждал: «Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами собой».

На этом и покончим с обработкой материала.

ПРОЦЕСС ПИСЬМА

Проблема первого абзаца. Представим себе: руки у журналиста уже чешутся, чернила кипят, бумага стонет от нетерпения, материал в истоме — можно писать! Но я начну с неожиданного и откровенного признания: ненавижу письменный стол! Лично для меня — истинная мука садиться за него и брать в руки перо. От мысли, что рано или поздно придется это делать, я содрогаюсь, как от удара током. У поляков есть пословица, в дословном переводе звучащая примерно так: «По вдохновению пишут одни графоманы, настоящие литераторы пишут за деньги». Я устроен еще хуже: я бы и за деньги не писал, если бы это было возможно. Именно по этой причине многое из того, что мною провозглашается, я сам исполнить не могу. Понимать — понимаю, но не могу!

Какое счастье, что существует этап «обработки материала»: до письма еще вроде бы далеко, и можно заставить себя разобраться в блокнотах. Не более. Всего лишь почитать. Кое-что перепечатать. Чуть-чуть подумать. Самую малость… Именно на этот период и приходится «раскачка». Постепенно втягиваясь, через час, через три часа, через сутки погружаешься в работу и вдруг обнаруживаешь себя в плену, и уже ничто не может оторвать от некогда ненавистного письменного стола. Запой! Материал — как на ладони. План — верная и крепкая веревочка к цели. Можно «строчить»!

И вот тут-то возникает пресловутая проблема первого абзаца. Танталовы муки! Уж очень редки случаи, когда первый абзац дается без боя, без трепки нервов, без сомнений и поисков, легко и естественно. Сколько иронически-грустных советов приходится выслушивать нашему брату по этому поводу: «Что может быть проще: начинай сразу со второго абзаца!», «Пиши первый, потом второй, а первый спокойно вычеркивай!» и т. д. Помню, когда я был на военных сборах в авиационной школе и в один прекрасный день, как и мои товарищи по эскадрилье, «вручил» свою жизнь кусочку мануфактуры, то есть парашюту, сам инструктор серьезно сказал нам, уже готовым к прыжку и стоящим у самолета: «Главное, без волнений. Если не откроется основной парашют, открывайте запасной. Не откроется запасной, тоже не беда: придете на склад, я вам обменяю оба».

Первый абзац довольно часто «не открывается».

Тому, полагаю, несколько причин, и прежде всего психологически-престижная. Дело в том, что молодые журналисты, как, впрочем, и уже вкусившие успех на газетном попроще, хотят приобрести (или не потерять) реноме «способных». Это понятно: кто не заботится о своем престиже, тем более творческом? Но нередко возникает страх: а вдруг