И вдруг: «Стоп!» Вокруг Берлина при Гитлере была построена автострада — внешнее кольцо. Наше командование приказало транзитные машины в город не пропускать.

Офицер на КПП долго вертел наши документы, но он не имел права допытываться — что это за «особое задание», и — пропустил нас.

Кончились бесконечные корпуса заводов и уютные коттеджи пригородов. Мы прибыли в Берлин, в логово зверя. Разрушений попадалось сравнительно мало. Дома нас поражали своей мрачностью — все были темно-серые, почти черные.

Предстояла задача отыскать Danziger Strasse. Мы останавливались у перекрестков, подзывали прохожих немцев, и они тотчас же подхалимски услужливо, гурьбой подбегали к нам, наперерыв стараясь как можно подробнее объяснить дорогу.

В Берлине было такое же кольцо улиц, как и в Москве «Кольцо Б». Danziger оказалась на этом кольце. Тут же выходил и Lipeiner Gasse.

Заржавленная вывеска фотомагазина сразу бросилась нам в глаза. Я отпустил машину, она приедет за мной через день утром.

А через полчаса Ванюша и я уже сидели за старинным дубовым столом, дружелюбно беседовали с хозяином — старым немцем в очках, в ермолке, в вязаном набрюшнике — и пили черный ячменный кофе с довольно противными на вкус сухими галетами; мы с Ванюшей поставили на стол и наши продукты — свиную тушенку и прочее. Хозяйка — уютная старушка — всплеснула руками, она давно не пила кофе с сахаром, им выдавали только сахарин. Оба супруга были милы, любезны, гостеприимны и даже сердечны. Вот так недавние враги!

За 6 банок консервов я выменял 6 фотоаппаратов, все разные, неизвестных мне систем, да еще со всякими, тоже неизвестными мне принадлежностями, да еще с солидными запасами фотопленки и фотобумаги. Хозяин мне долго объяснял устройство фотоаппаратов, разные хитроумные приспособления. Я ничего не понимал, ну да господа офицеры сами разберутся.

Ура, весь следующий день мы с Ванюшей были свободны. Нам очень хотелось осмотреть Берлин. Не надо мне фотоаппарата, я лучше отдам свои консервы тому, кто завтра с утра до вечера будет нас водить по берлинским улицам. Хозяин сам бы с наслаждением пошел, ноу него — я не понял какая — была болезнь, подагра что ли, вечером он обещал познакомить нас с соседом — старым учителем, который очень хорошо знает Берлин и все нам покажет.

А вечером опять хозяева и мы пили ячменный кофе с галетами и ели кашу из нашей крупы, потом начался тщательный осмотр семейных фотоальбомов. У хозяина были два сына. По альбомам просматривалась вся их жизнь, начиная со дня рождения. Они росли, пошли в школу, в техническое училище, в армию. Теперь они обретались на фронте, разумеется на Западном, но давно от них не было никаких известий, и это ужасно угнетало родителей. Я их успокаивал, говорил, раз сыновья на Западном фронте, значит, они скоро вернутся.

В этих многочисленных альбомах мы увидели всю жизнь самого владельца магазина фотопринадлежностей и его жены, жизнь счастливую, безмятежную, кроме самых последних дней, жизнь в довольстве и комфорте.

Явился маленький яркий старичок-учитель, восторженный, любезный. На его вопрос — что мы хотим видеть в Берлине? — я ответил, что памятники выдающимся деятелям и лучшие архитектурные здания. Ванюша ответил — зоопарк.

Старичок нам обещал все-все показать.

Ночь Ванюша и я провели на умопомрачительно пышных перинах, под пуховым одеялом, а на следующее утро, захватив с собой сумку с завтраком, отправились в путь.

Наш гид — учитель — оказался очень разговорчивым. К сожалению, говорил он чересчур быстро, и я плохо его понимал.

Тогда Берлин еще не был разделен на зоны, и мы везде ходили беспрепятственно.

Внутри «Кольца Б» город был сильно разрушен. И чем ближе к центру, тем больше попадалось разрушений. В сущности, все дома темно-серые, мрачные, с вычурной архитектурой — с мощными кариатидами, с аляповатыми гирляндами каменных цветов и каменными вазами превратились в полуразрушенные коробки, без крыш, без перекрытий между этажами. Щебень с улиц убрать успели, а внутри коробок и дворов высились целые горы.

Две недели спустя я вновь попал в Берлин, и воспоминания об обеих поездках теперь у меня слились в единое целое. Припоминаю, что я тогда видел: просторный Alexander Platz с огромным черным остовом универсального магазина. Стесненная пышными зданиями улица Unter den Linden с крошечными обшарпанными липками. Памятник Бисмарку — огромный усатый дядя из бронзы, окруженный символическими полуобнаженными богинями. Другие бронзовые памятники — все конные, то рыцари в латах, то курфюрсты в потрясающе кудрявых огромных париках, то сердитые, надменные полководцы. Памятник Фридриху Великому был заклинен в бетонный ящик, и в щелку я едва разглядел лишь копыта его коня. Огромных размеров колонна, увенчанная золотой крылатой богиней в память победы на войне 1870 года. Бранденбургские ворота — ряд тяжелых черных колонн, а наверху бронзовая квадрига коней, управляемая каким-то божеством. Но в квадригу двинул наш артиллерийский снаряд, и вся она была перекорежена, вывернута. Многие известные в истории архитектуры здания — университет, театр, еще какие-то, все темно-серые, со множеством богинь и богов, кое-где старинные готические соборы со шпилями. В окрестностях я увидел дворец Сан-Суси, изящный, когда-то белый, выглядел светлым цветком среди нагромождения темно-серых тяжелых зданий. Темно-красная, почти без окон громада тюрьмы Моабит стояла на берегу узкой, немногим шире нашей Яузы Шпрее. А вот конструкторское бюро всемирно известной электротехнической фирмы Сименс и Гальске. Мы вошли внутрь. Огромный зал. Вереница столов с кульманами, на полу вороха чертежей и бумаг, остатки готовален. Я там подобрал логарифмическую линейку, которая до сих пор у меня цела, и пакетик со стерженьками карандашного графита Johann Faber, который у меня вскоре украли. Надо было бы все карманы набить этими бесценными пакетиками, а я не догадался. Вот небольшой магазин, превращенный в развалины, видна металлическая вывеска с большой железной почтовой маркой. Тут лет семьдесят подряд царствовала известная всем филателистам мира торговая фирма «Gebruder Senf». Видели мы мраморные памятники Шиллера и Гёте, такие маленькие и скромные в сравнении с монументами королей и полководцев. А полководцев было понаставлено множество. В изрытом окопами и воронками парке Tier Garten мы прошли по настоящей аллее поверженных или гордо стоящих памятников полководцам.

И наконец, громада рейхстага на широкой Konigsplatz.

Здание это своею пышностью, количеством статуй и других аляповатых украшений превосходило все другие. Поражала толщина его стен — больше метра. Оттого-то, несмотря на сокрушительный огонь нашей артиллерии, так тяжело досталось нам взятие этой твердыни. Нижние два метра стен были испещрены подписями известкой: фамилия и откуда родом, без всяких званий и наименований части.

Сейчас историки утверждают, что расписывались участники штурма рейхстага. А вернее, они первые начали ставить подписи, потом стали расписываться все те, кто побывал на площади. И мы начертали: «С. Голицын из Москвы и И. Кузьмин из Рязани».