Однако же теперь, когда Лавкрафт был способен анализировать факты, все укладывалось в одну схему: и рассказ Роберта о непонятной враждебности тамплиеров, которые, вообще-то, должны были оставаться их союзниками; и живые куклы, создать которые способен был лишь один человек в мире; и коварство этого чудовищного плана; и молчание его собратьев в Париже в ответ на попытки установить контакт с тамошним представительством ордена тамплиеров…

Объяснение происходящего было простым и ужасным: Сарим де Лоре.

Каким-то образом обезумевшему магистру марионеток удалось не только выжить после своего бегства, но и сохранить часть силы, при этом обеспечив себе поддержку некоторых тамплиеров. И вот де Лоре явился сюда, чтобы отомстить людям, которые привели его к поражению — Роберту и Говарду.

— Черт побери, почему вы не отвечаете? — возмутился Коэн. — Лорд Дарендер задал вам вопрос! И я, кстати, тоже хотел бы услышать на него ответ.

Говард еще раз кивнул.

— Я знаю этих людей, — признался он. — Возможно, не тех, кто удерживает нас здесь, но, по крайней мере, того человека, который за всем этим стоит. Однако это не поможет нам выбраться отсюда. Скорее наоборот.

— И все же было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы рассказали нам о них, — проворчал Коэн. — Чтобы мы могли хотя бы… скоротать время. Видите ли, играть в бридж нам почему-то не хочется.

— Как пожелаете, — отозвался Говард, решив не обращать внимания на едкую насмешку в голосе Коэна. — Речь идет о тамплиерах, рыцарях ордена Храма Соломона.

— Но это какая-то чушь, — вмешался Дарендер. — Этот орден был уничтожен более пятисот лет назад.

— По официальным данным, — подтвердил Говард. — Они хотели, чтобы все так думали, но на самом деле орден продолжал существовать до сегодняшнего дня, и его могущество нисколько не уменьшилось.

— Это что-то вроде ложи? — предположил Коэн.

— Да, но только они намного опаснее большинства масонских лож. Многие члены ордена обладают… особыми способностями.

— Они что, волшебники? — насмешливо переспросил Коэн.

— Что-то вроде того, — устало произнес Говард. — Возьмем, к примеру, способность создавать идеальных двойников любого человека.

На это Коэну было нечего возразить, но даже по его молчанию было понятно, насколько он изумлен.

Он не знал, сколько времени прошло. Де Лоре опять спал — сейчас он спал очень много, так как даже ему было сложно поддерживать телепатический контакт со своими марионетками и соратниками. Когда он проснулся, солнце все так же светило сквозь щели в крыше, но, вполне возможно, прошли уже целые сутки, потому что де Лоре ощущал неприятный привкус во рту, а глаза болели, как бывает после очень долгого сна.

Усевшись, тамплиер провел обеими ладонями по лицу и почувствовал липкую влагу на щеке. Испугавшись, он ощупал лицо еще раз. Поспешно встав, де Лоре прошелся по чердаку и в конце концов нашел то, что искал: запылившийся, покрытый трещинами осколок зеркала, достаточно большой, чтобы магистр мог рассмотреть в нем свое лицо.

В этот самый момент он понял, что лучше бы не делал этого: отражение так напугало его, что он чуть не закричал. Половина лица де Лоре была покрыта запекшейся кровью, словно он надел ужасную красную маску. Это означало, что рана на виске теперь кровоточила намного сильнее или что он проспал дольше, чем предполагал.

Сарим не знал, какой вариант был для него лучше, ибо в любом случае у него появлялся повод для беспокойства. Опустив зеркало, де Лоре краем своей накидки стер пыль, но изображение не изменилось — кожа казалась серой вовсе не из-за зеркала. Именно так он и выглядел. Но дело было не только в этом.

Он был… стар.

Нет, не совсем так. Лицо, глядевшее на де Лоре из поблекшего зеркала, было все тем же узким лицом аристократа лет пятидесяти, который всю свою жизнь поддерживал себя в должной форме, следя за здоровьем. Лицо не постарело, но щеки ввалились, и де Лоре выглядел столь же усталым, слабым и обессиленным, каким себя и ощущал. Казалось, будто что-то высасывает его жизненную силу, но при этом он не мог оказать никакого сопротивления.

Руки де Лоре задрожали, и он выронил зеркало. Звон разбившегося стекла взрезал тишину чердака, словно пушечный выстрел, и он не утихал, эхом отражаясь от стен и балок. Звук становился все громче и громче, так что в конце концов де Лоре, завопив, отпрянул в сторону и зажал руками уши. Лишь после этого эхо стихло, сменившись угрожающей тишиной.

Через какое-то время Сарим де Лоре выпрямился. Его глаза расширились, а сердце забилось так быстро, что ему стало больно. Все тело покрылось потом. Тамплиеру казалось, что он вот-вот сойдет с ума.

Странно, но именно эта мысль вернула его к реальности. Он понял, что эхо было не галлюцинацией и не плодом его воображения. На самом деле это была коварная атака на психологическом уровне, атака этого дома — или того, что Крейвен здесь оставил.

Неожиданное открытие придало ему новых сил. С опасностью, о которой Сарим де Лоре знал, можно было справиться, ведь он не мог представить себе проблему, в решении которой ему не помогла бы новая сила, жившая в его сознании.

Успокоившись, тамплиер поправил свою накидку и огляделся. Чердак по-прежнему был забит всяким хламом и старой мебелью, покрытой серым слоем пыли. В воздухе витал неприятный запах, а сквозь многочисленные трещины в крыше проникали солнечные лучи.

А вот двери здесь не было.

Де Лоре не сразу это заметил, но теперь, оглядевшись, понял: на этом огромном чердаке нет выхода. Тамплиер вновь почувствовал панику, и ему потребовались значительные усилия, чтобы держать себя в руках. Он попытался вспомнить, как сюда попал. Однако той двери, через которую он проник на чердак, ему так и не удалось найти. Казалось, ее никогда и не существовало.

А затем…

Все происходило так медленно и незаметно, что де Лоре обратил на это внимание лишь через минуту. И в этот момент он наконец-то по-настоящему запаниковал.

Комната стала меньше.

Ощущение движения, хотя тела по-прежнему нет.

Ощущение падения, хотя нет пространства.

Ощущение вращения, хотя нет ни верха, ни низа, ни правой стороны, ни левой.

А потом…

Тоннель. А может быть, воронка. Изогнутый тоннель, невероятно длинный, протянувшийся от одного края вечности до другого, с черными стенами из застывшего времени, и я падаю в этот тоннель, лечу с невероятной скоростью, быстрее света, быстрее мысли. И все падение длится очень долго. В конце я вижу свет, сияние столь яркое и такого странного цвета, что не хватает слов, чтобы его описать. Внезапно во мне зарождается знание о том, что что-то скрывается за этим светом, что-то прекрасное и пугающее одновременно, что-то, что должно стать целью любого человеческого существования, что-то, во что мы в конце концов погрузимся.