В лицее жили не очень-то общительные ребята. А Ежики был вообще из тех, кого называют «рак-отшельник». Но не всегда же и он, и другие сидели в своих «раковинах». Случалось играть вместе, шастать по парку и по лицейским старинным подвалам. И Ежики знал, где по бетонному подвальному коридору (кстати, незапертому) тянется разноцветная лента пластиковых проводов и труб — жилы различных служб и связей. А то, что у кабеля Всеобщего Информатория оранжевый цвет, знает каждый первоклассник.

Через дверь он все-таки не пошел. Отодвинул решетку подвального окошка в гранитном цоколе, среди высокого белоцвета, пролез, прыгнул в сухую каменную прохладу (колюче отозвалось в колене). Апельсиновый пластик изоляции светился среди других проводов. Ежики двинулся вдоль линии, запинаясь в сумраке за неровности плит. «Собеседник» болтался на ремешке через плечо. В конце подвала, у самой стены, был бетонный квадратный столб, провода уходили за него.

— Вот, Яшка, здесь тебя спрячу… Никто не увидит.

— Ага… Я чую провод… Ежики, ты на меня не обижайся.

— Я и не думаю…

— Нет, ты обиделся. Но не надо…

— Ладно, — тихо вздохнул Ежики. — Все равно, кроме тебя, у меня здесь друзей нет.

Яшка вдруг спросил:

— Из Опекунской комиссии не было новостей?

— Ректор говорит, пока не было.

— А почему ты сам не выяснишь? Обратился бы во Всемирный Комитет по охране детства.

— Ты скажешь… Будут они слушать пацана!

— А на фига они нужны, если не будут?.. Ну, ладно… Устраивай меня. А завтра заберешь.

Ежики вытащил кристалл из компьютера, прикинул, как его приспособить к пластику.

Кабель был толщиной в два пальца, изоляция скользкая. Прижать соседним проводом? Но он тоже круглый и гладкий… Вот балда, не взял чем привязать. Не идти же обратно…

Морщась, Ежики нагнулся, рванул от сандалии мягкий ремешок искусственной кожи. С магнитной пряжкой и клепками. Обмотал вместе Яшку и кабель, притянул. Прижал пряжку к металлической клепке. Вот так, держись…

В парке он, хлюпая сандалией, добрался до скамейки у мраморной скульптуры «Мальчик с воздушным змеем» (змей символизировал мечту). Мальчик был ничего, славный, но змей тяжелый, тоже мраморный. Никогда он не сможет взлететь. И Ежики не первый раз уже посочувствовал кудрявому пацаненку… Впрочем, он каменный и никогда не был настоящим… А тот мальчишка в матроске — сперва живой, а потом из бронзы… Зачем? Людям, которых уже нет, хоть по тыще памятников поставь, не оживишь… Почему так — сперва есть, а потом нет? И зачем тогда всё? Вот и Яшка, хотя и не человек, задумался — зачем он на свете? А сам Ежики — зачем?

Сверху упал тяжелый каштан, колюче прокатился по ноге.

Каштан… Гусенок в помидорных лапотках… («Что-то все у меня птичьи сравнения: вчера Вороненок, сегодня Гусенок…») Монетка. «Вот она, моя хорошая, в кармашке у пояса. Открыла камеру и сама вернулась… Теперь ты точно будешь моим йхоло. Поможешь мне?»

«В чем?»

«Сам не знаю, в голове каша, как у Яшки… Хоть какой-то кончик найти бы у этого клубка».

Ежики соединил в «Собеседнике» разогнутые контакты дешифратора. Выдвинул на всю длину антенну. На цифровой клавиатуре набрал три ноля и пятерку — вызов общего пункта учебных консультаций. Звякнул сигнал ответа, на экране возникло внимательно-приветливое лицо дежурного учителя.

— Добрый день… Лицеист Матвей Радомир… У меня вопрос по общей теории Космоса.

— Добрый день, рад вам помочь, Радомир… А почему вас нет у меня на экране?

— Я не по общей связи, а через «Собеседник». Я… в парке занимаюсь.

— На лоне природы? Ну что ж… слушаю вас.

— Можно узнать о теории кристаллического строения Вселенной?

— М-м… — Доброе интеллигентное лицо слегка затуманилось. — Зачем вам? Это же далеко за рамками учебных программ.

— Ну и что…

— Видите ли… Это даже не теория. Это одна из устаревших гипотез строения мира. Довольно наивная, давно признанная несостоятельной, исключенная из сферы научных проблем. Ну, скажем, как вечный двигатель… Заниматься ею сейчас — все равно что возвращаться к вопросу: не стоит ли Земля на черепахе и трех слонах…

— Но если в историческом плане…

— В историческом… Но это за пределами нашего консультационного материала. Свяжитесь с отделом научных гипотез в Информатории. Только, разумеется, не через «Собеседник»…

— Благодарю, господин профессор.

Тот дернул бородкой, отключился.

Ежики отнес в комнату бесполезный компьютер. Потом спустился в столовую. Есть еще не хотелось, но потом, когда захочется, здесь будет полно лицеистов. А ему сейчас не до встреч, не до приветствий и бесед…

Пожевав без охоты (даже не заметил что), глотнув какого-то газированного питья, опять пошел в парк. Мраморный мальчик все так же пытался запустить змея. Бедняга… Ежики двинулся дальше, загребая сандалиями песок аллеи…

— Матиуш! Здравствуйте…

Очки Кантора искрились на солнце. Ежики склонил в лицейском поклоне голову.

— Как вы себя чувствуете, Матиуш?

— Вполне… Благодарю вас.

— На занятия, как вижу, не пошли?

«„Как вижу“! Наверняка следил с утра… Спокойно, Ежики…»

— Я сперва пошел в гимназию, но раздумал… Сидел в парке, решал задачки с «Собеседником».

— Похвально… А скажи-ка мне, мальчик, почему тебя вдруг заинтересовала теория кристаллической Вселенной?

Надо было оставаться хитрым. Сдержанным. Ежики, однако, не сдержался:

— Настучали уже?

— Ну право же, Матвей, что за термин… Учитель Бельский сообщил о необычном интересе лицеиста Радомира. Это обязанность любого консультанта.

— А что в моем интересе необычного? — Ежики глянул в сторону, усмехнулся. — У меня же индекс воображения, фантазии всякие. Вчера Якорное поле, сегодня Кристалл…

— Но… м-м… Кристалл — не совсем фантазия. Такая гипотеза на самом деле бытовала. Вот мне и стало интересно: где вы про нее узнали?

— Я… — Ежики смешался. Опустил глаза. Сразу-то ничего не придумаешь…

— Ну, секрет так секрет, — добродушно сказал Кантор. — Дело ваше… — И тоже опустил глаза. — О… а что у вас с ногой?

— Оторвался ремешок.

— Я про колено…

— Стукнулся где-то. Прошло уже… — И опять не выдержал: — У меня привычка лупить ногой по неподходящим предметам.

Кантор проглотил и это.

— Сходите к доктору Клану.

— Ну вот, из-за болячки ходить в медпункт.

— Я все-таки прошу вас…

Ежики поглядел в очки. И сказал, что думал (наплевать!):