отсюда, постоянно мерцающий, несмотря на отключение электричества. Она вспомнила старые карты, которые она просматривала в Историческом Сообществе. Руины Олдхэма не могли находиться слишком далеко к югу отсюда. Разумеется, продолжая свой путь, она отметила, что выбралась из зоны низкорослых деревьев, полусгнивших коряг, илистых отмелей и дюн и оказалась в конце острова Кроу рядом с бывшей гаванью Олдхэма. Еще несколько минут упорного пути привели ее к гранитной дамбе, возведенной из огромных блоков, защищавших когда-то вход в гавань.

Она обошла дамбу и направилась к внутренней территории. Область дюн уступила место твердой земле, кустарникам и чахлым дубам. Здесь еще остались основания домов и провалы подвалов, выложенных из гранита, где осело множество дубовых листьев и песка, которые занесло ветром. Нетрудно было догадаться, где проходила единственная улица, на нее указывали подвальные провалы с обеих ее сторон наряду с нечеткими нагромождениями гнилых деревянных досок и редко встречавшихся балок.

Карта Олдхэма, которую она изучила в Историческом Сообществе, обозначала единственную церковь в этом городке, которая стояла в его дальнем конце, где улица разветвлялась, чтобы быть видимой через весь город — в соответствии с традиционной планировкой поселений в Новой Англии. Пройдя по давно заброшенной тропе, Констанс без труда обнаружила в дальнем конце улицы глубокий и неплохо сохранившийся фундамент церкви, выложенный из крупных гранитных блоков. Каменные ступени вели вниз к остаткам подвала.

Констанс остановилась на вершине лестницы и взглянула вниз. Там не было ничего, кроме щебня и песка. Что она ожидала здесь найти? Тщетность собственного плана поразила ее. Несмотря на удаленность и запустение, эти развалины, несомненно, пользовались популярностью у многих исследователей за многие десятилетия до ее прихода сюда после того, как Олдхэм был заброшен. Что она могла найти, особенно учитывая то, что она не знала, что именно пытается отыскать?

Она почувствовала еще один всплеск унижения, огорчения и гнева. Вопреки своим рациональным выводам, она упрямо начала спускаться по гранитным ступеням в открытый подвал. Здесь, в убежище, ветер стих. Она осветила фонарем внутреннее пространство. Подвал был примерно тридцать на сорок футов с центральной каменной структурой, поддерживавшей остатки двух очагов на нижнем этаже. Эти очаги все еще можно было различить, хотя камни их кладки развалились, но дымоход частично сохранился. Деревянная часть церкви, в основном, истлела, но несколько почти полностью сгнивших балок еще остались — они казались мягкими, как стекловата. Дубовые листья лежали в углах и в задней части центрального дымохода. Кусты барбариса проросли вдоль каменной стены, обращенной к северу, и большой окрашенный брезент — он выглядел, как старый парус — лежал полусгнившим напротив них.

Констанс закончила осмотр периметра подвала. Если в этом городе и скрывалась какая-то темная тайна, вероятнее всего, она находилась здесь, в церкви. Но что именно это было? Констанс откинула листья в нескольких местах — под ними обнаруживалось лишь битое стекло, ржавые гвозди и осколки посуды. Неожиданно налетел ветер, и она двинулась под укрытие одной из стен. Брезент, который она приметила, раскинулся, пронзенный несколькими мертвыми сорняками. Она схватила один конец и потянула за него. Ее застиг неприятный запах, как от трупа животного, и инстинктивно Констанс отпустила брезент. Она помедлила, а затем снова схватила полусгнившую ткань и еще раз попыталась оттянуть ее от стены. Зловоние усилилось. Светя фонариком, Констанс увидела, что за брезентом скрывалась маленькая железная пластина размером в четыре квадратных фута. Пластина, казалось, закрывала собою некую нишу. Запах был ужасен, но мертвого животного нигде не было видно — на деле, запах, похоже, доносился из-за самой пластины.

Констанс присела и, дыша через рот, внимательно осмотрела пластину. Она была ржавой, но, похоже, не настолько ржавой, насколько должна была быть. Она напоминала вход в основной погреб. Пластина была навесной, петли явно кто-то смазывал, и они казались подозрительно хорошо функционировавшими.

Ее сердце забилось быстрее. Здесь явно что-то было, она была в этом уверена.

Констанс посветила вокруг фонариком, проверила, что ее стилет все еще заправлен в складки платья, а затем тихо и осторожно приподняла железную пластину, которая легко скользнула на петлях, открыв вход не в основной погреб, а в низкий туннель, в который вела каменная лестница. Запах усилился: то была жуткая смесь вони фекалий, мочи и гнилой плоти. Констанс нырнула в отверстие и начала спускаться по лестнице во тьму.

Внизу она остановилась и прислушалась. Шторм здесь звучал значительно глуше, и теперь она явно расслышала где-то впереди слабый, прерывающийся звук: это был детский плач.

45

Гэвин сидел в задней части кабинета полицейского участка, мрачно глядя на шахматную доску. Шеф снова побеждал, и Гэвину невыносимо было проигрывать в шашки человеку, который во всех отношениях уступал ему по интеллекту. Как шефу Мердоку это удавалось? Вероятно, он прочитал книгу и выучил несколько дешевых трюков, как те парни, которые играли десятисекундные разгромные шахматные партии в «Бостон-Коммон».

В конце концов, он сделал свой ход.

— И снова в дамках, — воскликнул шеф, и его пухлые пальцы продвинули фишку на крайнюю черную клетку.

Скрывая раздражение, Гэвин передвинул следующую фишку, хотя знал, что и ее вскоре потеряет.

Хуже всего было то, что шеф — невыносимый даже в лучшие свои времена — совсем раздулся от гордости, как отвратительная жаба, со времени своего триумфа в тот день, когда получил все лавры в деле, в котором основную работу за него проделали Пендергаст и Констанс Грин. Гэвин не мог понять, почему Пендергаст держался в стороне на пресс-конференции, а шеф прибрал к своим рукам все внимание общественности. По крайней мере, подумал Гэвин, это дело закончилось. Он не мог выкорчевать из своей памяти те два трупа, изуродованные Печатями Тибейна, и ему становилось удивительно легко, когда он осознавал, что это братья Данвуди таким образом пытались отвести подозрения от своих преступлений. Все обстояло так, как он и говорил всем с самого начала: эти письмена были всего лишь способом отвлечения внимания. Никаких ведьм или колдовства в этом деле не было замешано — тревога оказалась ложной и смешной.

— Твой ход, — напомнил Мердок, прерывая ход его мыслей.

Начальник перевел свою дамку в опасную позицию, и Гэвин увидел, что вскоре потеряет еще две фишки и проиграет партию. Он ничего не мог с этим поделать, поэтому просто передвинул одну из фишек, после чего начальник сделал ожидаемый ход и «съел» своих несчастных жертв. Гребаный осел.

— Все, я сдаюсь, — немедленно сказал Гэвин.

— Да брось, не бросай все так рано, — протянул шеф. — Ты еще можешь отыграться.

Пока Гэвин