Екатерина слишком рано поверила, что из-за пленения принца Конде и короля Наварры протестантская партия парализована. Варфоломеевская ночь не сломила гугенотов. Религиозные общины оказались способными к восстановлению своих сил. Они были готовы защищать свою церковь и веру. Во главе протестантов встали министры местных церквей. Их авторитет особенно возрос за время августовских событий: они сыграли немалую роль в защите гугенотов южных городов Франции.

Городам Ла Рошели и Сансерре удалось избежать расправы над протестантами.

Подобная же картина наблюдалась в Нижней Нормандии, в Оверни и Дижоне.

Гражданская война между католиками и гугенотами вспыхнула вновь; армия, возглавляемая герцогом Анжуйским, была послана на осаду Ла Рошели, бастиона гугенотов.

С войсками находились Генрих Гиз и его дядя, герцог д’Омаль. Екатерину успокаивало присутствие рядом с сыном этих двух выдающихся полководцев. Генрих должен получить лавры победителя при Ла Рошели, не сомневалась королева-мать.

Ла Рошель представляла собой жизненный центр Реформации – бастион, благодаря которому кальвинисты по-прежнему противостояли королевской власти сплоченным и мощным отрядом. Укрепления города были настоящим оплотом новой веры. Пока их не взяли, толку от Варфоломеевской ночи не будет, был убежден Генрих де Гиз.

Против города были брошены все силы королевства. Набрали армию, самую многочисленную из всех, действовавших во Франции с начала религиозных войн.

В нее с энтузиазмом записывались принцы, вельможи, придворные и даже пажи. Их примеру вынуждены были последовать и многие из новообращенных протестантов.

Их полк в четыреста человек двигался под началом короля Наваррского и принца Генриха Конде и под тем же знаменем, под каким шли Гиз, Монпансье, Невер – гнуснейшие убийцы Варфоломеевской ночи. Братья Монморанси, хоть и не одобряли Варфоломеевскую ночь, но уклоняться больше не осмелились. Наконец, боевое крещение здесь должен был получить и герцог Алансонский.

Королева-мать и король надеялись на быструю сдачу Ла Рошели, но всех постигло разочарование.

Ла Рошель осадили к концу ноября. Город, боевой дух которого поддерживали пятьдесят пять пасторов, его мэр – свирепый Жак Анри и прежде всего память о Варфоломеевской ночи, оказал яростное сопротивление. Горстка героев смогла дать отпор превосходящим силам противника. Осаждающая армия сильнее была обеспокоена духом защитников Ла Рошели, нежели напугана ядрами, сыпавшимися на нее.

Гугеноты, занимавшие оборонительные позиции, дрались так, словно были атакующей стороной.

Первый бой выиграли защитники крепости. Маршал Таванн умер от тяжелого ранения, едва приступив к своей решающей роли наставника при герцоге Анжуйском. После гибели Таванна Генрих стал терять веру в свою счастливую звезду.

Весь день из-за стен Ла Рошели доносилось пение – звучали церковные гимны.

Казалось, что служба шла непрерывно. Суеверных католиков охватил страх. Нельзя было допустить, чтобы мысль о том, что Господь на стороне гугенотов, полностью деморализовала католическую армию.

Герцог де Гиз и престолонаследник решили атаковать город многочисленной армией, прежде чем осажденные успеют завершить оборонительные действия по укреплению Ла Рошели.

Состоялся исторический штурм. Небольшое количество гугенотов благодаря решимости победить и вере в поддержку Господа одержало верх над противником.

Городские стены выдерживали град ударов; даже женщины поднимались на башни, чтобы облить врага кипятком. Когда наступило временное затишье, горожане громко читали молитвы: «Прогони их прочь, и да развеются они, как дым, растают, как воск на огне; пусть неверные сгинут при появлении Твоем…»

Эти слова вселяли ужас в суеверных католиков: ведь городские стены не могли устоять под таким натиском без Божьей помощи.

Именно в эти дни в созвездии Кассиопеи вдруг засияла звезда, сияние которой было таким же сильным, как сияние Веги, Сириуса или Юпитера. Она была так же прекрасна, как Венера. Ее можно было видеть и днем, и ночью, и даже в полдень.

Продолжительность и яркость этого звездного феномена заставила многих поверить в то, что это та самая звезда, которая сопутствовала рождению Иисуса Христа. Поговаривали о втором пришествии Сына Господня, и он будет судить людей в их последнем сражении добра со злом. Католические священники, естественно, отнесли протестантов к плохим верующим, а католиков – к хорошим.

Теодор де Без отметил, что звезда появилась после убиения невинных в Варфоломеевскую ночь. Карл IX был уподоблен им жестокому царю Ироду. Казалось, само Небо благословляло протестантов на их сопротивление католикам.

Герцог Анжуйский решил использовать зиму, чтобы возвести вокруг города пояс фортов и редутов и отрезать его от внешнего мира.

Декабрь погрузил королевский лагерь в унылый туман. Дождь, грязь, неудачный исход нескольких смелых приступов, а вскоре и разразившиеся эпидемии нагоняли хандру. Пунктуально выполняя свой долг главнокомандующего, Генрих после дневных трудов удалялся к себе в палатку, где грезил о любимой, писал ей письма, целовал прядь волос, которую носил, как браслет. Даже лучшие друзья не могли его развлечь.

Это возвышенное чувство родилось при весьма любопытных обстоятельствах – во время бракосочетания короля Наваррского и его сестры Маргариты Валуа.

После весьма быстрого танца вспотевшая Мария Клевская вынуждена была удалиться в соседнюю с бальным залом комнату, чтобы снять рубашку. Через несколько мгновений Генрих отправился туда же, чтобы вытереть вспотевшее лицо. Он схватил рубашку Марии. Увидев, что именно у него в руке, почувствовал беспредельную любовь к хозяйке этой благоухающей и еще теплой рубашки, так прекрасна она была.

Он выяснил, вернувшись в зал, где под звуки скрипок продолжались танцы, чья это была рубашка. Ее обладательницей оказалась красивая и умная Мария Клевская – супруга принца Генриха Конде.

На другой же день Мария Клевская получила пламенное объяснение в любви и, потрясенная тем, что очаровала самого красивого в мире принца, тоже в него влюбилась. Герцог Анжуйский мог бы жить беззаботно и счастливо, но разлуке было суждено отравить все его существование. Кроме того, он столкнулся с проблемой поддержания мира в собственном лагере.

Поздними вечерами молодежь, лишенная женского общества, занялась заговорами.

Первым начал плести интриги клан Монморанси. Это беспокойное семейство, во главе которого стояло четверо сыновей коннетабля, было очень недовольно Варфоломеевской ночью. Эти чувства разделяли и многие католики: одни – по соображениям гуманности и чести, другие – из ненависти к Гизам.

Используя эти настроения, братья Монморанси создали третью партию, которая могла бы поддерживать равновесие между гугенотами с одной стороны, двором и сторонниками Гизов – с другой. К этому движению примкнули король Наваррский и принц Конде. Так сформировалась группа «политиков», чья программа умиротворения и терпимости отвечала чаяниям значительной части королевства.