Войско дю Геклена встало на зимние квартиры в Перигё, но без своего вождя. Вдовый полководец покинул армию на несколько месяцев, чтобы жениться на Мари де Лаваль, наследнице одного из самых знатных родов Франции. Это не был брак по любви, это был брак, которого требовал король. Благодаря новому союзу коннетабль причислялся к высочайшей знати королевства, как то и подобало ему по положению. Бертрану было пятьдесят четыре года, а Мари — шестнадцать…

Весной 1374 года армия снова выступила в поход, на этот раз под командованием Людовика Анжуйского. Боевые действия начались со взятия Брива и Тюля, которые таким образом заплатили за свою дружбу с Ланкастером. Согласно уже установившемуся теперь правилу англичане были взяты в плен, а французы казнены на месте.

Из Тюля войско повернуло на юг, взяв направление к Байонне, которую удерживали англичане. Франсуа и Бидо, прибывшие туда в начале июля, были весьма удивлены, обнаружив под стенами города Генриха Трастамарского. Тот явился со своим войском вернуть долг королю Франции.

Генрих устроил горячий прием в честь Франсуа и еще нескольких присутствовавших там рыцарей, которые, как и он, участвовали в Кастильской кампании. Вскоре началась осада. Франсуа почувствовал себя лучше. Воспоминания об ужасах похода постепенно отдалялись. Стояло лето, и ему нравилось присутствие горячих испанцев. Он тщательно готовился к осаде, решив, что она затянется.

Но осада Байонны продолжалась всего несколько дней. Герцог Анжуйский, оценив надежность крепостных сооружений, счел предприятие слишком рискованным, поэтому снял лагерь и отвел войска. Генрих Кастильский, предоставленный самому себе, мог только последовать его примеру. Тем не менее, он попросил, чтобы с ним была отпущена малая толика французов ради укрепления и обучения его слабой армии. По-прежнему оставалось вероятным нападение его соседа, Карла Злого, и он опасался, что не сможет его отразить. Людовик Анжуйский согласился при условии, что за Генрихом последуют те самые рыцари, которые принимали участие в испанском походе.

Так Франсуа в сопровождении Бидо ле Бурка снова направился в Испанию. 31 июля 1374 года, в день святого Жермена, он прошел Ронсевальским ущельем. При виде этих мест, где был совершен самый прекрасный рыцарский подвиг всех времен[53], Франсуа охватило глубокое волнение. Ведь именно здесь смерть настигла Неистового Роланда, сжимающего Дюрандаль — непобедимый клинок, рассекавший скалы. Франсуа бросил взгляд на свой боевой цеп, притороченный к седлу. Совершит ли он этим оружием столько подвигов, чтобы его сравнили когда-нибудь с Дюрандалем? Нет… Если и было при нем что-то магическое, то уж никак не боевой цеп, а скорее перстень со львом. Вот с ним Франсуа, быть может, и сумеет однажды расколоть горы или совершить какой-нибудь другой подвиг в том же роде…

Бидо ле Бурк ехал рядом и, поскольку прибытие в Испанию навеяло ему совсем другие воспоминания, отвлек Франсуа от его героических грез, заорав во все горло свою любимую:

У монаха толстый зад!

Ай да зад! Ну и зад!

Франсуа прибыл в Бургос в середине октября и был назначен капитаном кастильской армии. Он получил под свое начало тысячу человек. В первый раз Франсуа довелось командовать столь значительными силами, но он справился с этим без особого труда, по большей части благодаря Бидо. У этого-то имелся немалый опыт, полученный к тому же не столько в замке Вивре, сколько в ротах Протоиерея. Бидо случалось командовать и несколькими тысячами солдат. Он повсюду следовал за Франсуа и поправлял его, когда тот был слишком суров или, наоборот, чересчур снисходителен. Именно от своего капитана Франсуа научился, как добиваться от подчиненных, чтобы они выкладывались до предела своих возможностей. Так миновали целые недели: в обучении солдат, в смотрах снаряжения, в переходах по местности.

Когда служебные обязанности не удерживали его в лагере, Франсуа жил в королевском дворце. Приемы там случались многочисленные. Раньше он всегда ходил с непокрытой головой, но теперь завел себе шляпу, черно-красную, своих цветов, поскольку, будучи испанским грандом, имел привилегию и даже обязанность находиться в присутствии короля в шляпе.

Франсуа стал объектом всеобщего внимания, особенно со стороны дам. Кроме своего титула он обладал еще и тем неоспоримым преимуществом, что был французом. Его просили рассказать о Париже, об Англии, откуда, как стало известно, он совершил побег. Вокруг него складывалась настоящая легенда. И к тому же он был так красив со своими белокурыми кудрями и обликом древнегреческого воина! Молва сделала его неотразимым соблазнителем. Разве не ходил слух о том, что даже дочь герцога Лермы, сама Леонора, неприступная вдова канцлера, не устояла перед его обаянием?

Однако благородные дамы Кастилии были разочарованы. Франсуа проявил себя любезным с каждой, нежным — ни с одной. Просто он оставался верен жене, хотя эта верность и могла бы показаться странной, ведь не колебался же он нарушать ее в других обстоятельствах. Но тогда шла война, и возможность неотвратимой смерти давала ему в собственных глазах право на последнее наслаждение. Теперь же он этого права лишился. Был мир, Франсуа жил во дворце, а его единственным отношением к воинской жизни осталась повседневная муштра…

В феврале 1375 года, после мрачной зимы, когда любая мысль об Ариетте становилась для него пыткой, томясь в монашеском целомудрии, на которое он сам себя обрек, Франсуа получил, наконец, долгожданную весть: его вызывают во Францию, и даже больше того — прямо в Бретань, куда готовит высадку четвертый сын Эдуарда III Эдмонд Кембриджский!

Возвращаясь в приподнятом настроении, полные оптимизма, Франсуа и другие рыцари, практически все бретонцы, скакали чуть ли не наперегонки, чтобы поскорее вернуться домой. Однако их задержала неблагоприятная погода, и до Ренна, где тогда находилась французская армия, возглавляемая Оливье де Клиссоном, они добрались только 2 апреля, в Вербное воскресенье.

В течение всей мессы, посвященной этому празднику, Франсуа не мог оторвать взгляда от первых рядов, занятых носителями самых громких имен Бретани. Всех их он уже видел при Оре, но сейчас особенно остро чувствовал, какая это высокая честь — находиться рядом с ними. Кроме Клиссона там присутствовали: Бомануар, Роган, Рошфор, Лаваль, тесть дю Геклена… Отсутствовал только сам коннетабль, задержанный королем.

Франсуа надеялся отлучиться из армии на несколько дней, чтобы наведаться в Вивре, но его надежды не оправдались. На следующий же день Оливье де Клиссон отдал приказ выступать; им предстояло начать осаду Кемперле, точнее, замка Ла-Мотт-Мерсьо, защищавшего подступы к городу, грозной крепости, возведенной совсем недавно и ради этого названной Новым Фортом. Да и командовавший ею был не менее грозным противником: это был Джон Деверекс, английский капитан, известный своим коварством и полководческими талантами.

Вместе со всеми Франсуа пятнадцать дней стоял лагерем перед Новым Фортом, мрачно рассматривая его огромные башни и впечатляющий дозорный ход. Судя по качеству оборонительных сооружений, осаде предстояло стать долгой, если не бесконечной.