Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас он планировал вырыть не две могилы, а три. Одну для Родри, за его преступление. Одну для Зазубами, за то, что не помог Рут, хотя мог. И одну себе.
* * *
История Маи могла запросто кончиться так же, как кончилась история Рут. Но кое-какие мелочи изменили ход событий. Мама, готовая драться, любящий папа, брат, вставший на ее защиту, лучшая подруга, ополчившаяся на весь мир. Старая ведьма – хозяйка бара, которая пришла на встречу членов правления хоккейного клуба и поддержала девочку. И, в придачу ко всему, свидетель, в конце концов не побоявшийся заявить о том, что видел.
Только и всего.
Амат рассказал обо всем, что видел, и, хотя Кевина не наказали, город больше не мог закрывать глаза на его преступление.
Однако каждый раз, когда мы рассказываем эту историю, мы совершаем новые прегрешения, потому что делаем вид, будто это нормально, – поступить так, как Амат. Это не так. Так не делает почти никто. Нормально – поступить так, как Зазубами. Он – это все мы.
Однажды утром в двери дома в Хеде, где жил Зазубами, постучали. Это был Родри. Глаза исступленно горели, он поднес нож к его горлу и прошептал:
– Если ты кому-нибудь скажешь, что случилось, я приду сюда и убью тебя и твою мать! Понял?
Зазубами кивнул, не смея вздохнуть. Его мама сидела в комнате рядом и решала кроссворд. Взгляд Родри бешено блуждал, он постоял секунду, потом выбежал на улицу, сел на мотоцикл и уехал. Потом кто-то рассказывал, что брат Родри попал в тюрьму, и Родри воспользовался случаем и свалил. Он переехал в другой город, в нескольких часах езды от Хеда, и поселился в квартире брата.
В последнем своем сообщении он писал: «Подумай о том, что случилось с Кевином. Тебе никто не поверит. Ты так же виновен, как я. Нас обоих посадят, и ты никогда больше не сможешь играть в хоккей».
В начале следующего сезона, когда бьорнстадский вратарь Видар погиб, Зазубами представилась возможность сменить клуб, перейти из «Хеда» в «Бьорнстад». Первая тренировка с Цаккель стала лучшим мгновением в его жизни, до сих пор он и не подозревал, что живет. Цаккель, казалось, понимала его. Она видела не того, кто он есть, а того, кем он может стать. Зазубами даже не знал, что одарен, а она сделала из него звезду. По утрам он приходил на площадку первым, вечером уходил позже всех. Он тренировался и тренировался. Впервые обзавелся настоящими друзьями. Он стал наконец жить.
Заслуживал ли он этой жизни? Если его нельзя простить, то можно ли ему… жить? Играть в хоккей? Смеяться. Или быть счастливым, хотя бы на короткий миг. Заслуживает ли он пощады? Справедливо ли это? Правильно ли?
Он не знал. И никогда этого не узнает.
* * *
В ночь на субботу, когда факельные шествия кончились, когда все разошлись по домам и оба города уснули, Маттео нашел в оружейном шкафу соседей три охотничьих ружья. Он искал и патроны, но их нигде не было. Он закрыл шкаф, вылез через окно, побежал домой и, завернув оружие в старые свитера сестры, спрятал в платяном шкафу. Потом поискал в интернете, где бы раздобыть боеприпасы. Но вместо этого попал на форум, где кто-то задал вопрос, не дававший покоя ему самому: «Можно ли убить человека из охотничьего ружья?» Один из первых ответов был анонимный: «Конечно можно, если ты хороший стрелок. Но лучше раздобыть пистолет – из пистолета человека убьет любой дурак. Особенно если после этого хочешь застрелиться сам. Ты этого хочешь?» Маттео не знал. Правда не знал. Хотел ли он этого?
После долгих сомнений он тайком выбрался из дома, зажав сверток под мышкой, и поехал на велосипеде через лес в Хед. Велосипед заносило, он без конца падал, но ни разу не выругался. Ему больше не было больно. Он даже злобы не чувствовал. Его поглотила пустота, пустота теперь была его спасением.
Когда он добрался до Хеда, ноги его едва слушались, но на земле валялись прогоревшие факелы, снег был утоптан, поэтому он больше не падал и крутить педали стало полегче. Добравшись до автосвалки, он увидел, что в вагончиках горит свет, и сразу направился к одному из них и постучал. Открыл бородатый парень лет двадцати. Он не успел ничего сказать, так как голос за спиной у Маттео спросил:
– У нас закрыто, да?
Маттео обернулся и встретился взглядом со Львом. Рядом стояла черно-белая собака, она смотрела на Маттео и нюхала воздух. Стараясь придать голосу твердости, Маттео сказал:
– У меня есть три охотничьих ружья. Вы можете обменять их на пистолет?
Брови Льва сдвинулись, губы сжались в полоску, скулы напряглись.
– Пистолет? Здесь пистолетов нет.
Маттео упорствовал, как ребенок, неспособный осознать всю опасность ситуации.
– Я был на матче! Я видел вас в ледовом дворце! Я видел, у вас был пистолет! Я просто хочу… я тоже хочу купить пистолет! Ну соглашайтесь же! Это очень хорошие ружья!
Лев поправил золотую цепь на шее и задумчиво посмотрел на него.
– Тебе пистолет… зачем? Стрелять в кого-то, да? Плохая идея, мой друг. Очень плохая, малыш, окей? Езжай домой. Ложись спать. Ходи в школу. Живи хорошую жизнь.
Маттео завелся с полоборота:
– НИКАКОЙ Я ВАМ НЕ МАЛЫШ! ВЫ СОГЛАСНЫ НА СДЕЛКУ ИЛИ НЕТ?
Лев был совершенно спокоен, но под его взглядом четырнадцатилетний мальчик попятился и упал, споткнувшись о велосипед.
– Никакой сделки. У нас закрыто, да? – повторил Лев, решительно указав на калитку позади себя и задержав ладонь в воздухе, словно давая понять, что дальше вместо предупреждения последует оплеуха.
Маттео всхлипнул, в отчаянии от собственного бессилия, рывком поднял велосипед и поспешил прочь, но поскользнулся на льду, выронил ружья, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать и не расплакаться. И подумал: если бы не его миссия, он бы убил Льва. Потому что никакой он не малыш. И скоро все это увидят. Но тут он услышал другой голос чуть в стороне, у забора, помоложе, чем голос Льва:
– Эй. Приятель? Поди сюда.
Если Лев не продал бы оружие четырнадцатилетнему ребенку, то не все его подчиненные были столь же щепетильны. Маттео вернулся домой в Бьорнстад, взял в придачу к трем старым ружьям все родительские наличные и свой компьютер и взамен получил пистолет, который