же день, когда блаженный по обычаю вкушал пищу, враг взошел в его келью в образе юноши и приближался к нему с намерением опрокинуть его чашку, но Аврамий догадался и удержал ее, а сам продолжал вкушать пищу, не заботясь о коварстве его. Юноша, отскочив, встал перед блаженным и, поставив светильник с горящей на нем светильней, громогласно начал петь псалом: Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни. Так произнес он большую часть псалма, но блаженный не отвечал ему, пока не употребил всей своей пищи. По вкушении же запечатлел себя крестным знамением и сказал юноше: «Если знаешь ты, нечистый и преокаянный, бесчувственный и боязливый пес, что блаженны они, то для чего же тревожишь их? Но действительно блаженны все любящие Бога от всего сердца своего». Диавол же сказал ему в ответ: «Чтобы преодолеть их, препятствую им во всяком добром деле». Но блаженный продолжал: «Не удастся тебе, проклятый, воспрепятствовать кому-либо из боящихся Бога, одолеваешь же ты подобных себе, по собственному изволению отступивших от Бога. Их побеждаешь и вводишь в заблуждение, потому что нет в них Бога. От любящих же Бога исчезаешь ты, как дым от ветра; одна слезная молитва их так же гонит тебя прочь, как прах разметается вихрем. Жив Бог мой благословенный во веки – сия похвала моя! Не боюсь тебя, хотя простоишь весь свой век, и не позабочусь о тебе, нечистый пес, но так же точно пренебрегаю тобой, как пренебрег бы иной раздавленным щенком». Когда же блаженный сказал это, враг тотчас стал невидим.

И опять, по прошествии многих дней, когда оканчивал блаженный псалмопение, приходит враг со множеством привидений; они накидывают веревки на келью и, повлекши ее, кричат друг другу: «Бросьте его в бездну». Но блаженный, окинув их взором, сказал: обыдоша мя, яко пчелы сот, и разгорешася, яко огнь в тернии, и именем Господним противляхся им (Пс. 117, 12). И сатана, вскричав, сказал: «Увы, увы мне! Не знаю, что с тобой делать? Ибо во всем одолел ты меня, пренебрег всей моей силой и потоптал меня. Но и в таком случае не отстану от тебя, пока не одолею и не смирю тебя». Блаженный же сказал ему: «Анафема тебе и всей силе твоей, нечистый! Слава и поклонение нашему Владыке, Единому Святому Богу, Который соделал то, что мы, любящие Его, попираем тебя! Итак, знай, жалкий и немощный, что не боимся мы ни тебя, ни мечтаний твоих».

Долгое время стараясь побороть блаженного различными искушениями, мечтаниями и неистовыми нападениями, диавол не мог привести в робость ум его, но тем паче возбуждал его к усердию и к любви Божией. Поскольку, всей душой своей возлюбив Бога, Аврамий старался жить по воле Его и сподобился благодати Его, то диавол не в силах был повредить блаженному. С терпением ударял блаженный в двери, чтобы отверзлось ему сокровище Божией благодати. И как скоро отверзлось оно, войдя, выбрал он три драгоценных камня: веру, надежду, любовь – и ими украсил прочие добродетели, и, соплетши многоценный венец, принес его Царю царствующих – Христу. Ибо кто, подобно Аврамию, возлюбил Бога всем сердцем и ближнего, как себя самого? Кто был столько же сострадателен и сердоболен? О каком монахе, услышав о добром его житии, не молился он, чтобы сохранен был от сети диавольской и течение свое совершил неукоризненно? Или, услышав о каком грешнике или нечестивце, не начинал он тотчас со слезами умолять о нем Бога, чтобы спасся он? Во все же продолжение своего подвига не изменял он подвижнического правила; в то же время не проходило у него дня без слез. Не дозволял он устам своим смеха и даже улыбки; не умащал тела своего елеем, не мыл водой лица своего или ног. Так подвизался он, ежедневно умирая произволением. И подлинно необычайное чудо! При дивном своем воздержании, при великой неусыпности, при обильном излиянии слез, возлежаниях на голой земле и смирении тела – никогда не ослабевал он в деятельности, не приходил в изнеможение, не ленился, не унывал, а напротив: ум его, питаемый силой благодати, подобно алчущему и жаждущему человеку, не мог насытиться сладостью подвига. Вид у него был – как цветущая роза, и в теле его не было приметно, что перенесено им столько подвигов, но сложение его оставалось соразмерным силе его. Благодать Божия укрепляла блаженного, потому и во время успения лицо его было светло и давало нам знать, что душа его в сопровождении Ангельском. Но и еще чудная благодать Божия явилась на нем: пятьдесят лет одна власяница, в которую облекся он, постоянно служила ему, да еще и другие сподобились носить ее, обветшавшую после него.

Но необычайное дело, совершенное им в старости своей, намерен я рассказать вашему единодушию, возлюбленные! Для людей смышленых и духовных оно подлинно необычайно, исполнено пользы и умиления. Дело же это таково.

Блаженный имел у себя единственного брата, по смерти которого осталась сирота девица, Мария. Знакомые ее, взяв ее, привели к дяде ее, когда было ей семь лет от роду. А он велел ей жить во внешней келье, ибо сам затворился во внутренней. Между ними было окно, в которое учил ее Псалтири и прочим Писаниям. С ним проводила она время во бдении и псалмопении; как он соблюдал воздержание, так соблюдала и она. Усердно же преуспевая в подвижничестве, старалась совершить все добродетели, ибо блаженный многократно умолял о ней Бога, чтобы к Нему устремлен был ум ее и не связывался попечением о земном. Отец ее оставил ей большое имение, которое блаженный велел немедленно раздать нищим. И сама она ежедневно умоляла дядю своего, говоря: «Прошу, отец, святость твою и умоляю преподобие твое помолиться о мне, чтобы избавиться мне от непристойных и лукавых помыслов, и от всех козней врага, и от разных сетей диавольских». И так усердно подвизалась она, соблюдая подвижническое свое правило, а блаженный радовался, видя прекрасное ее житие, и усердие, и кротость, и любовь к Богу. Провела же она с ним в подвиге двадцать лет, как прекрасная агница и нескверная голубица.

Но по окончании двадцатого года хитрый на