Дункан кивнул. Сник и Кэбтэб последовали его примеру. Сник негромко вздохнула, слегка пожимая руку Дункана.

Мужчина сказал «Джеф». Действительно, Дункан, будучи органиком из Вторника, носил имя Джефферсон Сервантес Кэрд. Знал ли этот человек, что Сник рассказала Дункану об этом. Возможно, что во время допроса он не задал ей подобного вопроса. Но было бы естественным предположить, что Сник, встречавшаяся с Кэрдом, рассказала Дункану обо всем, что знала о нем. Так или иначе мужчина не проявлял никаких признаков огорчения от того, что так неловко оговорился. Хороший актер, подумал Дункан, а может, и вправду не придает этому большого значения.

А что если Дункану самому вытащить Кэрда на свет Божий, допросить его, получить столь необходимые ему ответы, а потом снова столкнуть в ту бездну, где он пребывает? Или это слишком опасно? Вдруг Кэрд попытается захватить власть над его «я» и, наоборот, отправит в небытие Дункана?

И в самом деле, изменится ли что-то, возьми Кэрд верх? Разве Дункан не смог бы легко перевоплотиться в него?

Нет. Они совершенно разные личности. Дункана страшила возможность утраты контроля как… как в свое время боялся этого Кэрд. Нет. Кэрд добровольно, с готовностью воплотился в шести других личностях. Он, должно быть, сумел найти в себе великие силы, чтобы преодолеть панический страх, подобный которому испытывал сейчас Дункан лишь при одной мысли о возможности раствориться, уступив место Кэрду. Хотя нет — Кэрд растворился. Скорее это было самоподавление, отступление в некое подобие крысиной норы в собственном мозгу. Он стал по-другому мыслить, иначе говорить. В каком-то смысле можно сказать, что Кэрд перешел в полуокаменелое состояние. Это более удачная аналогия. Наполовину окаменевший, но все же способный посылать свои мысли, когда Дункан посредством некоего нейромеханизма давал понять, что ему необходимы воспоминания. Какие-то воспоминания, не всегда ясные, действительно поступали, другие, наверно, Кэрд держал при себе.

Дункан вдруг понял, что его собеседник и охранники с удивлением уставились на него. Сник еще раз сжала его руку, негромко произнеся:

— В чем дело?

— Прошу прощения, — сказал Дункан, — я не слышал. Задумался. Что вы сказали?

— Я ничего не говорил, — ответил мужчина. — Вид у вас довольно любопытный, словно ваши мысли на Марсе. И часто с вами такое?

— Вовсе нет, — резко произнес Дункан. — Я раздумывал над тем, каким образом можно научить человека лгать в бессознательном состоянии. Меня интересует также — не хотите ли вы назвать мне свое имя. Не настоящее, конечно. Любое, под которым мы будем знать вас. Не можем же мы называть вас «тот мужчина». Это слишком обезличенно, слишком неопределенно.

— Вы действительно думали об этом? Или просто хотите сбить меня с толку?

— Я хотел бы услышать ваше имя.

— Люди просто жить не могут без ярлыков и имен. Ну что ж, можете называть меня Гражданин Руггедо, — он усмехнулся, словно над шуткой, понятной только ему одному.

Гражданин Руггедо встал со своего кресла. Он поднял руку и на стене появились время и число:

9:00 утра. Среда, Д2-Н3, Надежда, Н.Э.1331.

День-Два, Неделя-Три, месяц Надежда, 1331 год Новой Эры — расшифровал про себя Дункан. Он так и думал. Они проспали всего одно утро, от полуночи до восьми часов утра того дня, который непосредственно следует за Вторником. Значит, их не подвергали окаменению, а всего лишь накачали снотворным, чтобы не проснулись, когда ТИ перестанет действовать.

— Вы будете жить в этой комнате, — сказал Руггедо. — Если хотите разделить ее с Чэндлер, то бишь Сник, пожалуйста. Можете даже жить тут все трое.

Сник отрицательно покачала головой, а Кэбтэб сказал:

— Я был бы очень рад жить с Гражданином Бивольфом, но, боюсь, он предпочитает одиночество.

— А что скажете вы, гражданин Бивольф, известный под именем Дункана? У вас столько имен, что не мудрено в них запутаться, — поинтересовался Руггедо.

— Полное уединение, — ответил Дункан. — В часы работы наверняка вокруг будет полно народу. Ведь мы здесь будем искать эти способы?

— Вот и хорошо. У вас, Чэндлер, будет собственная комната, хотя, конечно, менее просторная, чем у Дункана. Это и вас касается, Кэбтэб.

— Раз вы знаете мое настоящее имя, — сказала Сник, — почему бы не забыть о Чэндлер?

— Ваш начальник придет к десяти часам, — сообщил Руггедо. — В это время здесь будут и Сник с Кэбтэбом. Я стану наведываться не очень часто, у меня есть и другие дела. Но советую вам работать по-настоящему. Мне будут регулярно представлять отчеты.

Он повернулся, и двое охранников двинулись вслед за ним. Остальные знаками показали Сник и Кэбтэбу пройти вперед, а сами встали за их спинами.

— До встречи, Дунк, — бросил падре. — Я буду молиться за тебя, за Сник и за себя. Да и за всех остальных тоже, — он показал рукой в сторону двери, — включая и Гражданина Руггедо. Пусть Единый Бог ведет их, если считает, что это благое дело.

Едва дверь закрылась, Дункан подошел к ней и надавил плечом. Как он и ожидал, она не поддалась — просто нужно было проверить. Следующий час он целиком посвятил интенсивным занятиям аэробикой: тело его напряженно механически трудилось в настоящем, а разум без устали работал на будущее. Мысли перепрыгивали со сценариев побега на бесконечные вопросы самому себе — как обучать людей приемам лжи в тумане истины? К тому моменту, когда дверь снова отворилась, Дункан так и не смог придумать ничего обнадеживающего. К тому же ему так и не удалось собрать воедино свои воспоминания, чтобы определить, где он видел раньше этого «Руггедо».

Вошли Сник и Кэбтэб. Выглядели они теперь значительно свежее. Дункан ожидал увидеть охранников и начальника, о котором упоминал Руггедо. Однако, к его удивлению, вооруженных людей среди вошедших не оказалось. Человек, сопровождавший друзей Дункана, оказался не кем иным, как профессором Каребарой. Закрыв за собой дверь, он сказал:

— Доброе утро. Гражданин Дункан.

— Вы и есть мой начальник? — спросил Дункан.

— Да, — ответил Каребара, усаживаясь в кресло. — А теперь…

— Какого черта? — не выдержал Дункан. — Вы же специалист по насекомым. Что вы понимаете в психологии? Я что какой-нибудь жук?

— Не стоит демонстрировать свое остроумие, — отрезал Каребара. — Не забывайте, я еще и офицер-органик. У меня богатый опыт допросов людей, находящихся в бессознательном состоянии. В колледже, прежде чем переключиться на энтомологию, я специализировался в физике. Homo sapiens кажется мне существом безумно иррациональным. А класс насекомых не знает неврозов. Мне редко приходилось ощущать себя эмоционально вовлеченным в их проблемы. К тому же сейчас в нашем распоряжении нет другого специалиста. Ну как, я ответил на ваши вопросы? Не возражаете, если мы приступим к работе?