Она покачала головой.

— Ничего…

Глория закрыла дверь, прежде чем он успел спросить что бы то ни было еще. Покачав головой, Джек пошел прочь. Блокнот, который он держал в руках, казался гораздо толще всех остальных, он толком не закрывался, словно кто-то вложил что-то между страниц. Придя к себе в комнату, Джек открыл его — при свете новых электрических ламп.

От того, что он увидел, его прошиб озноб.

Мрачный город, возвышающийся на фоне беззвездного неба. В щелях между домами смеялся дьявол — а из порта уходил корабль. Джек видел поднятый флаг с черепом, но смерть была в облике обнаженной девушки. На палубе стоял юноша и неотрывно смотрел на дьявола. Воинственный, уверенный в своей победе, а у девушки на флаге из мертвых глаз текли слезы.

Затем он увидел девушку в объятиях мужчины — или же это был дьявол с предыдущей картинки? Похоже, художница не могла определиться. Мужчина держал девушку, готовый овладеть ею, но она не смотрела на него. Пара лежала на палубе корабля, и взгляд девушки был устремлен на море — или на остров вдалеке. Она уже не защищалась, но была далека от того, чтобы наслаждаться близостью мужчины. Джек покраснел, разглядев некоторые детали рисунка.

И снова город. Но не такой, как первый, на этот раз вместо маленьких домов — большие, целое море больших домов. Среди них — чайная или что-то в этом роде. Заведение напоминало скорее арабское, нежели европейское кафе или паб. Мужчина пил с дьяволом. А между ними, словно рыба на разделочной доске, лежала девушка. Рядом наготове ножи. Дьявол — это было видно отчетливо — пододвигал мужчине деньги. На этот раз девушка была не обнаженной, но выглядела еще более беззащитной в коротком дешевом платьице. Выражение лица было недоуменным и испуганным.

С этого момента на рисунках изображался один сплошной кошмар. Джек видел девушку, прикованную цепями, в аду, окруженную пляшущими чертями, выдумывавшими все новые и новые мучения. Временами лицо Джека наливалось кровью, на рисунках появлялись все более и более пугающие детали, которые потом, словно в приступе ярости, были закрашены угольным карандашом, так что первоначальный рисунок был виден лишь схематично. Кое-где карандаш протыкал бумагу — с такой силой вела его Глория. Джек буквально чувствовал ее боль и отчаяние.

Наконец после всех этих ужасающих рисунков появился другой: девушка спала на берегу, между ней и дьяволом лежал океан. Но с другой стороны пляжа ждали новые чудовища. На следующих рисунках изображалась новая одиссея по аду. Джеком овладело смятение, когда он увидел обритую голову девушки, от рисунка к рисунку все больше напоминавшую череп мертвеца. На последних листах черт лица девушки разобрать было уже невозможно, остались одни кости и пустые глазницы. Девушка, изображенная в виде скелета, была одета в темный костюм и застегнутую на все пуговицы блузу. Она наконец-то поднималась на корабль и снова смотрела в сторону острова, который угадывался еще на первом рисунке.

Глория взяла Джека в свое путешествие.

— Ты с ума сошла! — Резкий голос Глории доносился из салона, когда Джек спускался вниз на следующее утро.

Девушка стояла перед Гвинейрой — очередной неприятный и слишком эмоциональный спор между бабушкой и правнучкой, который совершенно не нужен был Джеку именно сегодня. Впрочем, вопреки обыкновению Гвинейра не стала отвечать ей той же монетой. Она спокойно восприняла слова Глории — или, точнее, сдержанно. Джек с удивлением отметил, что мать одета в костюм для верховой езды, а на плече у нее висит седельная сумка.

— Она собирается ехать на высокогорье! — крикнула Глория, увидев спускающегося по лестнице Джека. Девушка была настолько взволнована, что даже не думала о рисунках. Не обратила внимания на его покрасневшие от бессонницы глаза. — Твоя мать собирается ехать на высокогорье и возвращать овец.

Гвинейра с достоинством оглядела обоих.

— Не пытайся выставить меня сумасшедшей, Глория, — спокойно произнесла она. — Я ездила на высокогорье чаще, чем вы оба, вместе взятые. Я точно знаю, что делаю.

— Ты собираешься ехать одна в предгорья Альп? — удивился Джек. — Ты рассчитываешь в одиночку справиться с десятью тысячами овец?

— Трое оставшихся пастухов-пакеха поедут со мной. И сегодня ночью я была у Марамы…

— Что ты сказала? Ты ездила ночью в О’Киф-Стейшн и разговаривала с Марамой? — воскликнул Джек. Слова матери не укладывались в голове.

Гвинейра грозно сверкнула глазами.

— С тех пор как ты вернулся с войны, Джек, тебе много чего не хватает, но до нынешнего дня со слухом вроде бы было в порядке. Ну да ладно, я повторю: я говорила с Марамой, и она пообещала прислать к нам трех своих сыновей. Ей все равно, что скажет на это Тонга. Может быть, присоединится еще кто-то, я предложила двойную оплату. А теперь мне пора. Я возьму Кередвен, Глория, если ты не против. Она наиболее тренированная лошадь.

Джек, казалось, все еще был в трансе.

— Глория права, ты сошла с ума… — Он никогда еще не разговаривал с матерью таким тоном, но намерение Гвинейры он воспринимал как ненормальное. — Тебе уже за восемьдесят. Ты больше не можешь возглавлять перегон скота!

— Я могу делать то, что должна. Я допустила ошибку, и теперь я ее исправлю. Обещают снегопады, животных нужно вернуть. А поскольку никто на это больше не способен…

— Мама, прекрати, поеду я. — Джек выпрямился. Только что он чувствовал себя усталым и обескураженным, но Гвинейра была права: делаешь то, что должен. И он не мог позволить, чтобы дело всей жизни его родителей — и наследство Глории — погибло в метели.

— Я тоже поеду, — не колеблясь, заявила Глория. — С собаками мы сможем делать работу за троих. И животные будут слушаться, чтобы поскорее попасть домой.

Джек знал, что это не так. Во время ненастья овцы часто терялись и подчинялись пастухам и собакам намного хуже, чем обычно. Но скоро Глория сама это поймет.

— Ты уже велела оседлать вьючных лошадей? — спросил он у матери. — И не спорь со мной, пожалуйста, вопрос решен. Мы поедем, а ты здесь все подготовишь. Подыщи в Холдоне кого-нибудь, кто тебе сможет помочь, — наверное, это можно сделать даже по телефону. И постарайся заказать овес и пшеницу, овцам нужно снова набраться сил после перехода в бурю. Мы загоним их в сараи для стрижки и в старые коровники. Им нужно быть в сухом и теплом месте. А потом… Но это мы обсудим позже. Проверь содержимое седельных сумок, Глория. Мама, скажи ей, что нам понадобится. В любом случае нужно взять побольше виски. В такой холод будем греться изнутри. А я пойду в конюшню и посмотрю, готовы ли люди.

После ранения Джек ни разу еще не произносил столько слов сразу, особенно таким тоном. Капрал МакКензи умер под Галлиполи. И вдруг снова вернулся Джек МакКензи, старший мастер Киворд-Стейшн.

У конюшен дожидались сыновья Марамы, сводные братья Куры-маро-тини. Младшему было всего пятнадцать, и он волновался в предвкушении опасного приключения. К ним присоединились еще двое других пастухов маори, оба опытные мужчины, не боявшиеся противостоять Тонге. При виде третьего Джек удивленно нахмурился: Вирему.