Подкопы к Фредрикстену — один под главное крепостное сооружение и два других под внешние бастионы — начали рыть под сильным огнем норвежцев. Почти все время суток король проводил в траншеях, с нетерпением ожидая завершения земляных работ. Почва вокруг была каменистой и позволяла углубиться в крайнем случае всего на полметра от поверхности. Приходилось с помощью фашин и корзин с землей наращивать высоту траншей до нужного уровня. К земляным работам привлекли солдат, которые работали сменами по 300—400 человек. Поскольку земляные работы осуществлялись без всякого огневого прикрытия, а норвежцы вели интенсивный огонь, землекопы несли большие потери: в ночь на 9 декабря погибли четыре землекопа, а на следующую ночь уже целых 55. Рассказывали, что Карл, чтобы подбодрить своих каролинцев, 10 декабря заставил своего шута Люксембурга «прогуляться» под пулями по брустверу, и бедный шут беспрекословно повиновался. Сопровождаемый взглядами и насмешками короля и его свиты, Люксембург бодро зашагал к крепости, и король вернул его лишь тогда, когда тот находился почти у самых стен Фредрикстена.

11 декабря было первое воскресенье адвента[260]. В два часа ночи король вернулся из траншеи в штаб-квартиру. Занявшись кое-какой писаниной, Карл сменил запачканный глиной мундир, который не снимал уже шесть дней, и прилег отдохнуть (обычно он менял мундир через две недели). Потом, одевшись и водрузив на голову треугольную каролинскую шляпу, сшитую из обычного английского фетра, он отправился в местную церковь, где батальонный капеллан при гвардии К. Й. Луман произнес проповедь о въезде Христа в Иерусалим. Потом король в обществе племянника и нескольких генералов отобедал и стал снова собираться в траншею.

Об этом последнем дне Карла XII сохранилось единственное описание у Нурдберга, которое он в свой исторический труд почему-то не включил. Вот оно: «Всю ночь Его Величество находился в траншеях и утром вернулся в Тистедален, камердинер графа Мёрнера почистил его платье, в то время как он, промокший насквозь, говорил очень мало, подходил к кровати графа Мёрнера и выходил обратно, потом позволил принести еду графу Мёрнеру, и Е. В. там поел; он был глубоко погружен в свои мысли, и изредка, как бы просыпаясь, произносил: Стоять! После еды генералы стали упрашивать Е. В., чтобы он отдыхал хотя бы через ночь. Особенно настаивал на этом генерал Дюккер: “Я был удостоен и раньше Вашей милостью, когда В. В. выражали свое удовольствие моим к Вам отношением. Позвольте мне и теперь искать такого же Вашего милостивого доверия, я с Божьей помощью сам присмотрю за работами, чтобы В. В. никуда не выходили”. Король ответил: “Нет, я моложе и выдержу все лучше, нежели все генералы”. С этими словами он вышел и сел на коня. Он повернул коня, снял шляпу и сделал поклон всем генералам, потом поскакал с непокрытой головой, несколько раз оборачивался назад и делал им милостивое выражение лица, как будто Е. В. хотел с ними проститься и как будто он об этом чрезвычайно сожалел».

По данным Р. Хэттона, король, обеспокоенный усиленной стрельбой противника в этот день, опасался, что защитники Фредрикстена могут сделать вылазку. Перед тем как покинуть свой дом, король прочитал тайное донесение одного из агентов Лильенстедта о том, что против него готовился заговор. Судя по всему, известие глубокого впечатления на него не произвело, и он, следуя инструкции, документ сжег.

Конь, на котором Карл скакал в этот последний раз, звался Англичанином. Вечером того же дня около шести часов король в сопровождении нескольких офицеров подъехал к осадным траншеям. Воскресный выходной для солдат кончился, и они все должны были работать. Стоял густой туман, и видимость была плохой. Прибыв на место, Карл стал проявлять заметную нетерпеливость по поводу медленного продвижения земляных работ и два раза посылал за опаздывавшими землекопами инженер-лейтенанта Бенгта Вильхельма Карлберга: «...что они там все мешкают?» Когда землекопы пришли и работы возобновились, настроение короля несколько улучшилось и он удалился в свой деревянный шалаш неподалеку от Золотого Льва. Выслушав вечернюю молитву с придворным проповедником Магнусом Сальстедтом, Карл вернулся обратно в траншею. Времени было около семи часов вечера. К восьми часам туман рассеялся, небо вызвездило, и норвежцы стали вести интенсивный обстрел шведских солдат-землекопов как со стен крепости, так и со стороны внешних бастионов.

Между восемью и девятью часами пришел Хюльтман и принес в тесное укрытие короля скромный ужин. Пребывавший в хорошем настроении Карл XII сообщил ему, что решил присвоить ему звание кухмейстера — до этого Хюльтман носил придворный ранг тафельдекера — сервировщика. Хюльтман, человек практический, решил ковать железо, пока оно горячо, и тут же попросил у короля письменный указ о своем производстве в новое звание, но тот пообещал заняться этим делом на следующий день.

После ужина король снова отправился в траншеи и по переходам добрался до так называемой первой параллели, на которой и производились все земляные работы. В руках он держал еловую палку. Из траншеи, в которой находился король и которая проходила параллельно крепостной стене, землекопы под прямым углом вели окоп к крепости, который после короткого расстояния должен был быть развернут на 90 градусов и идти тоже параллельно крепостной стене. Фактически эта новая траншея должна была стать первой параллелью, а траншея, в которой находился Карл XII, становилась параллелью номер два.

Чтобы поближе наблюдать за работами, король залез на бруствер готовой параллели и высунул голову, чтобы осмотреться. Он хорошо видел крепость и мог с близкого расстояния наблюдать, как шли земляные работы. Он устроился поудобнее, для чего в рыхлой земле сделал потверже упор для ног, облокотил подбородок на левую руку и фактически находился в полулежачем состоянии лицом к крепости и новой траншее.

Траншея была настолько глубокой (около двух метров), что Ф. Мегрэ, стоявший рядом ниже короля, естественно, ничего из нее не видел. Соединяющий обе параллели окоп проходил в 10—12 метрах слева от места, занятого для наблюдения королем, а его высунувшаяся голова представляла идеальную мишень для прицельного выстрела. Необходимое освещение обеспечивалось в эту темную ночь трассирующими пулями, регулярно выпускаемыми со стен Фредрикстена.

В этот момент внизу, в траншее, кроме Мегрэ, который, согласно своим поздним утверждениям, поддерживал ноги короля, помогая ему занять более устойчивое положение, стояли: лифляндец генерал-адъютант Юхан Фредрик фон Каульбарс и упоминавшийся выше инженер-лейтенант Б. Карлберг. Неподалеку от них находились адъютант короля итальянский капитан К. Дж. Маркетти, капитан лейб-гвардии граф Кнут Поссе, генерал-майор от кавалерии барон Филипп Богуслав фон Шверин и капитан-сапер Филипп Шульц. Этот состав окружающих Карла XII в последнюю минуту его жизни лиц не подлежит сомнению, он зафиксирован точно и однозначно самими этими лицами.

Но была еще одна загадочная личность, промелькнувшая тенью в том месте, где стоял король. (Не слишком ли много теней скопилось на небольшом участке осажденной норвежской крепости в эту промозглую декабрьскую ночь?) Это лицо таинственно промелькнуло (а может быть, вообще не мелькало?) незадолго до рокового момента, а потом совершенно неожиданно вынырнуло из непроглядного мрака — ловкий, хладнокровный старший адъютант и личный секретарь Фридриха Кассель-Гессенского Андре Сигье (ошибочно в некоторых трудах назван Сикре), француз по национальности, поступивший на шведскую службу еще в Бендерах. У него вроде бы не было никакой служебной необходимости находиться в том месте, где он неожиданно появился, — он должен был состоять при своем командире, который, по рассказам, провел беспокойную и тревожную ночь в Тистедалене.