Следы Кавказской Албании ведут в Европу, в Средиземноморье, они на виду. Но их разучились узнавать. Или не хотят? Так, меня очень удивили молитвенные коврики, что продают в Дербенте на базаре. В узоре три албанских креста. Совершая намаз, мусульмане стоят на кресте. Носом тычут в крест и не видят тамгу албан – знак их предков. Удивительно.

Может быть, ответы на албанские «загадки» надо искать у языковедов? Оказывается, не только лезгинский язык выведен из древнетюркского языка, на эту тему есть серьезные научные исследования, выполненные в Махачкале, в этих работах, по сути, доказанная история Кавказа… Судьба собственного забвения постигла не один народ Дагестана, оставленный в XIX веке без истории. Их предки тоже из Кавказской Албании. Интересные находки таит в себе история даргинцев, аварцев, лакцев, табасаран. И уж не могу не отметить, что сам топоним Дагестан (Страна гор) составлен из древних тюркских слов!

Так на каком языке говорила Кавказская Албания?.. Великая тайна.

Однажды мне в руки попала книга, где написано о Прикаспийской провинции Римской церкви в Кавказской Албании. Кто был в той церкви? Авары (аварча, как писали тогда). (88) В их селах до сих пор сохранились руины латинских храмов, на кладбищах – могилы с латинскими крестами… Очередная «загадка» Кавказа? Не слишком ли много тайн, которые опять же под носом?

Повторяю, авары – это тюрки Алтая, главные соперники франков за лидерство в Европе, союзники Византии. Они известны в Средневековой истории Европы. Но что нам Гиббон и другие историки, если был обком партии… Когда сияло обкомовское солнце, все другие звезды на небосклоне Дагестана блекли.

Бюрократы царской России поделили население Албании на малочисленные народы Кавказа, советские комиссары своей чудовищной национальной политикой утвердили это разделение. Став орудием колониальной власти, религия делала братьев чужими, даже врагами… Но мне не хочется об этом продолжать, на эту тему написано достаточно, думаю, все изменится к лучшему, стоит лишь нам, кавказцам, осознать, чьими потомками мы являемся.

История Евразии создана нашими предками. А это уже немало.

Селение Джалган, что на горе у Дербента, – не гаснущая звезда, маяк в том великом начинании. Никакая Москва, никакой обком ему не помеха. У могилы святого Георгия созидательное начало, она, посещаемая людьми разных конфессий, с IV века была храмом под открытым небом, видела все – величие тюрков и их падение.

Что, если над ней возвести храм памяти? Пусть даже в своем воображении. Храм братьев, разведенных Судьбой? Это будет место воссоединения народов, родов… Слово сильнее меча. Или нет?

Сюда придут люди, предки которых себя называли тюрками: англичане и немцы, норвежцы и датчане, французы и испанцы, русские и украинцы, поляки и шведы. Миллионы людей в Европе почитают святого Георгия, они и есть европейский тюркский мир. В глубинах их памяти хранится правда о себе, они найдут к ней дорогу по своим балладам и легендам, по урокам, преподанным бабушками и дедушками.

…Из Дербента (столицы Кавказской Албании) в IV веке везли в Европу равносторонний крест, символ веры и свободы. В XXI веке будут везти память о предках, которые дали миру этот крест и веру в Бога Единого. Забытое прошлое вернется к нам, а с ним вернется дух, который и отличает настоящего тюрка.

Эта мысль посетила меня в Джалгане, у могилы святого Георгия, я смотрел на могильный камень, к которому за века прикасалось столько рук и губ, смотрел и думал: почему нет? О корнях своего народа помнить не стыдно. Теперь знаю, вернее, чувствую, что рядом с могилой Георгия размещался Чор (Джор) – Патриарший престол. Надежду дало второе имя Дербента – Ворота Джора. В Джалгане есть каменные гробницы, где похоронили людей очень высокого положения, они обращены на восток. На Алтай. На наш Алтай. Что, если в них тоже ключ к познанию тайн албанской истории?

Пока ключ этот валяется среди бурьяна и кустов ежевики, подняв его, мы откроем Ворота Джора. Запад вновь встретится с Востоком. Опять. Вновь как братья.

Дербент – Москва, 1995–2008 гг.

Нестерпимый зной растекался по долине. Воздух струился, как вода, и был прозрачен, как вода. Вдали плыли размытые контуры хребтов, они касались раскаленного неба и тонули в солнечном свете. Небо. Горы. Это – Табасаран. Люди и земля. Точнее, долина в бассейне реки Рубас… «Рубас-чай» – поправят меня местные жители.

Одна-единственная дорога когда-то связывала Табристан (Табасаранское ханство) с остальным миром, дорога как дорога, таких в Дагестане немало: на ней не всюду разъезжались две арбы, – вела она из Дербента и в Дербент. Путь километров в сорок. То был очень далекий путь, он проходил в горах, где километры мало что значат, дорогу там измеряли иначе: спусками, подъемами, поворотами, перевалами и снова спусками.

Перед въездом в селение Хучни, где самое узкое ущелье, арба всегда прижималась к скале, чтобы не сорваться в реку, на уступе горы стоит сторожевая башня. Сумеречная даже в полдень, башню сохранили, как память о предках табасаран – ратников Дербента и всей Кавказской Албании.

Я рассматривал ее со стороны, поднимался к ней, на вид ничего необычного… Есть легенда, что здесь жили семь братьев и одна сестра. Однажды подошли враги, но пройти в Табристан они не смогли. Штурм башни следовал за штурмом – как волны от утеса откатывались враги. Но сестра увидела их предводителя и полюбила его безрассудной девичьей любовью. И вскоре по зову любви своей она предала братьев.

Там, внизу, у дороги, похоронена сестра. Каждый прохожий с тех пор обязан был плевать или бросать камень на ее могилу. Предательство было высшим грехом на Кавказе, об этом знал каждый аульский ребенок… Теперь в поселок Хучни (столицу Табасарана) провели новую дорогу. Могилы сестры больше нет, ее подмяли бульдозеры. Проклинать стало некого. И – предательство перестали считать за грех, за него уже не убивают, в предателей даже не плюют.

– Традиции, традиции, что осталось от них? – не раз повторял мой добрый Мугутдин Ильдарханов, у которого я нашел приют в Хучни.

Горцы, как известно, гостеприимство доводили до абсолюта. В каждом доме лучшая комната, устланная коврами, – гостя. Хозяин ребенка так не накормит, как кунака, последнее отдаст. Кунак видит это, но терпеливо молчит, потому скоро он у себя будет точно так же принимать хозяина.

Конечно, гостей к горцам хаживало издалека немного. Очень немного. Из самого Табристана лишь несколько человек знали, где в Дербенте базар. Особой нужды не было. Мужчин тогда ценили не за юмор, не за ремесло, не за умение вести бизнес. Если у мужчины хороший кинжал, это был хороший мужчина. Настоящий мужчина. За особую любовь к оружию уважали Табристан в Кавказской Албании. Его мужчин приглашали, когда требовалось искусство воина. С ними считались, не спорили лишний раз, потому что аргументы в любом споре у молчаливого табасарана были в высшей мере убедительными. Почему? По-моему, пустой вопрос…

Откуда у этих суровых на вид людей добрая традиция гостеприимства? Возможен один ответ: гость – пришелец из другого мира, он знает больше… Поначалу меня не расспрашивали, ко мне присматривались, все-таки человек из Москвы. Чужой. И что, что мои предки из Дагестана? Московские визитеры Рубас-чай не жалуют. Да и вообще знают ли в Москве о Кавказе?!