По прошествии шести дней, когда погода улучшилась, я снова пустился в путь, утратив все снасти на кораблях, изъеденных червями и похожих на пчелиные соты, и с людьми, утратившими мужество и павшими духом. Я прошел чуть дальше того места, куда доходил раньше, когда буря заставила меня повернуть назад, и на том же острове нашел довольно надежную гавань.

Спустя восемь дней, я вновь пустился в путь, и в конце июня прибыл на Ямайку, причем ветры все время были противные, а суда находились в еще худшем состоянии. Тремя насосами, горшками и котелками нельзя было даже с помощью всех людей справиться с водой, которая просачивалась внутрь корабля, а устранить зло, причиняемое червями, не было никакой возможности.

Я взял курс, который позволил мне как можно ближе подойти к Эспаньоле (от нее мы были на расстоянии 28 лиг), но лучше бы мне было не начинать этот переход. Другой корабль, почти затонувший, отправился на поиски гавани. Я же упорно пытался держаться на море, невзирая на бурю. Корабль мой затонул, и бог чудесным образом доставил меня на сушу. Кто поверит тому, что я здесь пишу?

А между тем в этом письме я не рассказал и сотой доли случившегося, и люди, которые были с адмиралом, это могут засвидетельствовать. Если вашим высочествам угодно будет оказать мне милость и прислать на помощь корабль водоизмещением около 64 тонелад с двумястами кинталами[417] сухарей и некоторыми другими припасами, этой помощи было бы достаточно, чтобы доставить меня и моих людей в Испанию.

От Эспаньолы до Ямайки, как я уже говорил о том, не более 28 лиг, но на Эспаньолу я не отправился бы, даже если состояние кораблей позволило бы совершить этот переход; я ведь уже говорил, что мне было приказано от имени ваших высочеств не подходить к Эспаньоле[418]. Бог знает, какую пользу принес этот приказ. Это письмо я отправляю через индейцев; великим чудом будет, если оно дойдет по назначению[419]. Касаясь моего путешествия, скажу, что со мной вышли 150 человек, и среди них было много способных пилотов и славных моряков.

Ни один из них не может отдать себе отчет, куда я направлялся и в какие места пришел. А причина тому простая: я отправился из пункта, находящегося выше гавани Бразиль, что на острове Эспаньоле. Буря не дала мне возможности следовать тем путем, каким я желал идти, и я вынужден был плыть по воле ветра. Как раз в это время меня одолел недуг. Никто еще не плавал в этих местах; когда же море успокоилось и спустя несколько дней буря сменилась затишьем, течения были очень сильные.

Я пристал к берегу острова, который назвал островом Колодцев, а оттуда совершил переход к материку. Никто не мог бы составить себе отчетливое представление об этом пути, потому что я шел много дней, повинуясь течению и не видя земли. Затем я следовал вдоль берега материка, – тут я прибегал к помощи компаса и своих знаний мореходного дела.

Не было на кораблях никого, кто мог бы сказать, под какой частью неба мы находились; и когда я от материка направился к Эспаньоле, пилоты думали, что мы у берегов острова Сан Хуан, а между тем это была земля Манго, расположенная в 400 лигах дальше к западу, чем они полагали[420]. Пусть скажут, известно ли им, где находится Верагуа. Вот я и говорю, что они только и могут сказать о ней, что это земля, где много золота, и подтвердить сие.

Но им неведом путь, следуя которым можно вновь пройти к берегам Верагуа. Чтобы снова достичь берегов Верагуа, необходимо вторично открыть эту землю так, как если бы она была впервые открыта. Для этого нужен точный расчет и знание астрологии. И кому ведома астрология, тому больше ничего и не требуется. Все это подобно пророческому откровению[421].

Если корабли в Индиях не могут плавать иначе как при ветре в корму, то объясняется это не тем, что построены они плохо или тяжелы на ходу. Сильные течения, которые имеются здесь, точно так же, как и ветры, не позволяют кораблям следовать по курсу на булине. За день они теряют то, что проходят за семь дней. Это относится даже к каравеллам с латинскими парусами. Именно поэтому они ходят не иначе, как при ветре в корму и, дожидаясь такого ветра, простаивают в гаванях порой шесть или восемь месяцев. И это не диво – такие же случаи часто бывают в Испании.

Здесь были встречены люди, которые, судя по некоторым приметам, похожи на тех, которые описываются у папы Пия II[422], но лошади с седлами и уздечками из золота в этих местах не обнаружены. И в этом нет ничего удивительного, ибо на берегу моря живут одни только рыболовы, да и, кроме того, страну эту я осмотрел мельком, так как шел с большой скоростью.

В Кариае и в окрестных землях имеются великие волшебники, внушающие сильный страх. Говорю это с чужих слов, ибо я не задерживался здесь ни на один час.

Когда я прибыл сюда, тотчас же ко мне прислали двух девочек, ярко разодетых. Старшей, по виду, не было и одиннадцати лет, младшей лет семь, и обе держались так вольно, что казались непотребными девками. У них был с собой колдовской порошок, и эти девочки скрывали его от нас. Когда они пришли, я приказал дать им некоторые наши украшения, и тотчас же отправил их на берег[423].