— Что бы ты ни говорил — я не уйду отсюда! Что с того, что в церкви ее не оказалось! Она прячется где-то здесь, и я не позволю этой твари вновь восторжествовать!

Мое тело притихло. Я осторожно взглянула вниз. Гуго держал графиню под руку, словно собираясь увести, до меня долетали обрывки его увещеваний. Он говорил о том, что зарево пожара привлечет людей и их могут застать здесь. Третий убийца, трусливо озираясь, топтался рядом. Было похоже, что в любой момент он готов броситься наутек.

В мою сторону потянуло удушливым дымом. Я закрыла лицо краем капюшона, глаза заслезились. Сколько я смогу продержаться? Господи, пусть те, что внизу, уйдут. Пусть хоть это мне не угрожает. От страха и отчаяния я была почти безумна. И беззвучно рыдала, понимая, что теряю ребенка.

Мне казалось, что я готова ко всему. Но новый приступ резкой боли разразился столь внезапно, что я не сдержалась и вскрикнула, тут же зажав ладонью рот. Я замерла, охваченная ужасом, но когда снова взглянула вниз, увидела — все они пристально глядели на меня. Дым отнесло ветром в сторону, и я была отчетливо видна в оконной нише, озаренной пламенем.

Снизу донесся злобный хохот Бэртрады.

— Разве я не говорила! Чутье меня не подвело!

В следующий миг она метнулась вперед. Гуго попытался ее удержать, но графиня вырвалась и начала взбираться по лесам. У нее это получалось легко — глядя вниз, я видела, как быстро она преодолевает ярус за ярусом. Она казалась лишенной плоти и веса — как злой дух или ядовитый паук. Лишь на миг, когда Бэртраду заволокло дымом, я потеряла ее из виду. Когда же снова подул ветер, я обнаружила, что она оступилась и повисла на руках.

Ничего в жизни я не желала так пламенно, как того, чтобы графиня сорвалась и упала. Вся сила моей ненависти к этой женщине воплотилась в желание.

Гуго что-то отчаянно кричал, пламя полыхало совсем рядом, грозно гудя и обдавая меня жаром. Потом я увидела, что Гуго и его приспешник бегут прочь, но что это может означать, уже не могла понять. Я стонала от нахлынувшей сумасшедшей боли, распинающей и ломающей все тело. Мой ребенок был напуган, он метался и не мог найти пути наружу, он погибал… А виной всему этому была черная женщина-паук, подбиравшаяся все ближе.

Когда боль немного отступила, Бэртрада уже стояла на дощатом настиле у моей ниши. Мы были совсем рядом, но, как ни странно, я больше не боялась ее. Осталась только ненависть, ослепительная, как пламя горящей церкви.

— Ну вот и все, — прорычала Бэртрада, извлекая меч из ножен.

Заметила ли она, что со мной? Думаю, ей было безразлично. Я сдерживалась, чтобы она не поняла этого, чтобы у нее не было еще одного повода для злорадства. Поэтому сказала тихо и спокойно:

— Гореть тебе в геенне огненной!

Бэртрада снова захохотала — так, наверно, смеются демоны в аду.

— Сначала ты отправишься туда, шлюха!

Я видела, как она выпрямилась во весь рост, и тоже невольно поднялась, перестав чувствовать боль. Эта женщина причинила мне столько горя, что я сама не раз мечтала убить ее. Сейчас сила на ее стороне, но неужели я буду молча ждать, пока она заколет меня и моего ребенка, словно мясник овец?

Теперь я стояла, одной рукой опираясь на каменную кладку ниши и понемногу пятясь. Графиня занесла меч, пристально глядя мне в лицо, и ее зубы блеснули в свете пламени. Дым застилал глаза, хлопья пепла летели, как черный снег, воздух дрожал от жара. И уж не знаю, как это вышло, но внезапно я одним движением сорвала свой плащ и в тот миг, когда Бэртрада сделала выпад, комом швырнула ей в лицо. Плащ развернулся в полете, накрыл ее голову, и слепой удар меча пришелся по камням рядом с моим плечом. Я стремительно бросилась вперед и перехватила ее руку у запястья. Пытаясь сорвать с головы плащ, Бэртрада потеряла равновесие, покачнулась, но меч не выпустила, и какое-то время я держала ее за руку, словно удерживая. И тогда я пнула ее ногой, ударила в отчаянной надежде столкнуть. И сама потеряла равновесие.

Я помню, что ухватилась за край ниши изнутри башни, но мои ноги уже соскальзывали вниз. Я рухнула спиной на подоконник ниши и взвыла от резкой скручивающей боли, в то время как тело мое изогнулось, ноги свисали вниз, медленно увлекая тело. Я начисто забыла о графине, и лишь каким-то чутьем сознавала, что ее больше нет рядом.

Позже я не могла понять, как это произошло, но, уже падая, я каким-то чудом ухватилась за перекладину лесов. Она впилась мне в подмышки, но удержала. На какое-то время. Мое тело было слишком тяжелым, я не могла себя держать. Ноги беспомощно болтались в воздухе. А потом руки мои ослабели и я полетела вниз.

Почему я не расшиблась?

Меня подхватили сразу несколько рук. Я не могу это описать. Просто меня держали и все. Куда-то несли, положили. Я была в полубеспамятстве. Я бы решила, что умерла, если бы не узнала голос Эдгара.

— Гита!!!

Я все же открыла глаза. Увидела его перекошенное болью и страхом лицо. Даже стала различать звуки. Крики, рев огня, чей-то истошный вой.

— Где же ты был так долго?..

По его лицу текли слезы. А я улыбалась. Глядела на него и улыбалась.

Меня отрезвила боль, знакомая резкая боль. Я изогнулась в руках Эдгара, забилась.

— Эдгар, у меня начались роды!..

Он озирался.

— Да сделайте же что-нибудь! Помогите!

Я перевела дыхание. Даже чуть повернула голову. И увидела. Увидела это.

Графиню вынес из огня Пенда. Его кожаная куртка тлела во многих местах, и кто-то накрыл его плащом. А то, что он вынес… Оно было совсем рядом. Я приподнялась на локтях, глядя на то, что он опустил на землю.

Это был уже не человек. Это была коряга, обуглившаяся и пузырящаяся, отвратительно испаряющаяся паленой плотью. Но она медленно повернулась. Мне показалось, что среди волдырей и потоков слизи я вижу глаз. И он уставился на меня.

— Умрешь, когда будешь уверена в своем счастье. И убьет тебя — он…

Это был даже не голос, а какое-то клокотание. И все же я разобрала каждое слово. Потом она затихла.

Рядом кричал Эдгар, требовал найти повитуху. Какая повитуха? Откуда? Я только поняла, что он так и не заметил, что овдовел. Не слышал ее последних слов.

— Эдгар…

Я облизнула сухие губы.

— Эдгар, не уходи. Помоги мне…

И я сосредоточилась только на том, что мне предстояло. Ребенок выходил.

Огромный морской вал ударил в нос корабля и тысячью брызг обрушился на палубу.

Я чертыхнулся (хотя, возможно, следовало бы молиться) и крепче вцепился в обвивающий мачту канат. Моя одежда промокла насквозь, я дрожал от холода и напряжения.

Море кипело, как адский котел. Вздымались целые водяные горы, увенчанные пенистыми гребнями, ветер срывал с их верхушек пену и швырял в лицо, а за ними открывались черные провалы, казавшиеся бездонными. Ледяной ветер нес струи дождя почти горизонтально.