— А ты свой подсаадачник прихвати, — посоветовал.

Как только Данила разжился этим старым, широким, об одном лезвии, но с отточенным острием ножом, Семейка тут же и ножны смастерил такие, чтобы удобно к поясу подвешивать. Благо кожу на Аргамачьих конюшнях не покупать! От шорного дела немало обрезков остается.

Он помог приладить орудие и показал, где должна быть рукоять, чтобы не шарить ее под шубой до морковкина заговенья.

Авдотьица, смышленая девка, дожидалась их не за конюшенной оградой и даже не у выхода, а у самых Боровицких ворот. Понимала, что коли уж конюхи занимаются таким странным делом, как выслеживание мертвого тела, так не от собственной дурости, а по чьему-то тайному повелению. Опять же, хватало у нее ума, чтобы понять — люди, и бабы тоже, что оказывают услуги Приказу тайных дел, нищетой маяться не будут…

— Наконец-то! — сказала она. — Как поедем-то?

— Нас трое, — посчитал Семейка. — Не во всяких санях поместимся. Придется такого извозчика ловить, чтобы целые розвальни были!

Ни слова не сказала Авдотьица о том, что конюхи на то и конюхи, чтобы своих лошадок в сани закладывать. Тайное дело — оно тайное дело и есть.

Такого извозчика они нашли не сразу. Срядились ехать до Хамовников.

— Далеко же это мертвое тело залетело… — заметил Семейка. — Точно ли туда отвезли или оттуда, может, дальше отправились?

— Я недолго обождала, еще бы пождала, да извозчик заругался, — сказала Авдотьица, умещаясь между двух мужиков поудобнее. — Ну, с Богом, что ли?

— Эй! Ги-и-ись!!! — взвизгнул извозчик. — Ги-и-ись!!!

Москвичи слишком хорошо знали этот крик, чтобы, заслышав, не топтаться посреди улицы, а сразу отскакивать к заборам. Летом еще не так опасно, улицы неровные, в колдобинах, не разгонишься, а зимой снег все неровности сгладит, и по нему, по накатанному, сани стрелой несутся. И все-то слово «берегись!» извозчик выкрикнуть не успевает, да и незачем, и так ясно…

— Ткачи-то тут как замешались? — сам себя спросил Семейка, когда у Никольской церкви сани остановились. — Неужели парнишка отсюда сбежал? И на ночь глядя к Красной площади, к торгу?

Хамовники были одной из тех подмосковных слободок, жители которых подчинялись непосредственно государыне. Она самолично занималась их делами, беспокоилась о порядке на улицах, выслушивала челобитные. Ткачи же, имея от нее годовой оклад жалованья, заготавливали полотняную казну. Своими руками трогала и перебирала государыня доставляемые полотна тонкие двойные гладкие и двойные полосатые, полотна посольские — такие, что шире не бывает, полотна грубые — так называемые тверские, браные скатерти, убрусы, утиральники, сама приказывала, что куда: иное для собственного употребления, иное для подарков, а что не слишком чисто сделано — на продажу. Были у нее среди ткачей любимцы и любимицы, и слобода этим гордилась.

То, что парнишка, по определению Авдотьицы, был не из нищего житья, вроде бы соответствовало его происхождению именно из Хамовников. Налогами ткачей облагали невысокими, правда, и переселяться в другие слободы не велели, и дочерей с сестрами на сторону выдавать — тоже.

— Ждать-то вас, или как? — спросил ямщик.

— Ты, молодец, лошадь у паперти привяжи, а сам ступай в церковь, погрейся да помолись, — присоветовал Семейка. — Мы тут неподалеку сходим, а коли не захотим сразу возвращаться, пришлем сказать.

— Дорога-то тебе уж оплачена, — добавила Авдотьица.

Данила только озирался — тут он был впервые.

— Пойдем, что ли? — спросил он. — Ты место точно помнишь?

— Как не помнить!

Авдотьица привела Данилу с Семейкой к крепкому забору, за которым явно было справное, богатое хозяйство.

— Сюда вот парнишечку привезли.

— Не в церковь? Прямо на двор? — уточнил Данила.

— Вот то-то, что на двор…

— Но ведь все равно отпевать в церкви придется, а хоронить — на кладбище, — сказал Семейка. — И привезли с утра… Должно быть, уже и с попом сговорились. Ну, давайте решать, как дальше быть? Тебя, девка, поди, в твоей бане заждались.

— Сегодня мне в бане делать нечего, — отвечала Авдотьица. — И завтра, пожалуй, тоже.

Других объяснений Семейке не требовалось. Он знал, что бабам и девкам в известные дни ни в церковь ходу нет, потому что — нечисты, ни в баню — чтобы нечистота разом на других не перекинулась.

— Ты откупилась, что ли? — спросил непонятливый Данила. — За тебя другие девки трудятся? Сколько дала-то?

И полез за деньгами.

Семейка усмехнулся, но не удержал, не захотел девку позорить.

— Алтын дала, — Авдотьица сразу сообразила, как Данилиной простотой попользоваться.

— Держи. Как же нам туда пробраться да расспросить?

— Тут, пожалуй, только с цепным кобелем и потолкуешь… — Семейка оглядел всю улицу, все длинные заборы, одинаково серые и высокие, и хмыкнул.

— Я не пригожусь ли? — спросила Авдотьица.

— Ты?

— А знаешь, где черт сам не управится, там бабу подошлет!

— Ловка! — одобрил Семейка. — И что же ты скажешь?

— А то и скажу… — Она призадумалась. — Скажусь, будто из верховых девок…

— Так тебе и поверят! — Данила видывал в Кремле верховых девок, что служили самой государыне, все были нарядны и красивы, как на подбор, и ни одной среди них богатырского роста он пока не заметил. Авдотьица же в какой шубейке хлопотала по банному делу, в такой и приехала.

Она поняла, что Данила имел в виду.

— Ничего, это не помеха! Скажу — прислали с самого Верха разведать: мол, челобитную государыне подала убогая вдова, просит денег на постриженье, а бабы-то ее и вспомни, что никакая она не убогая!

— А как ту вдову зовут, за кем замужем была? Дети где? — спросил осторожный Семейка. — Тут-то тебя и прихватят!

— А вот пойду сейчас в церковку, Богу помолюсь, свечек понаставлю и буду знать доподлинно, сколько в Хамовниках вдов и как они все прозываются!

— И то верно!

При каждой церкви обреталось немалое количество женщин в годах и даже древних старух. Иные, придя в тот возраст, когда детей уж не родить, делались просвирнями, иные — свечницами, и кормились при церкви неплохо. Иные же просто милостыню просили и с того жили, как могли.

Отпустив Авдотьицу в церковь, Семейка с Данилой отошли от нужного двора подальше.

— Я вот думаю — есть ли что общее между Хамовниками и печатней? — спросил Данила.

— И как?

— Да ничего вроде и быть не должно! — Он задумался. — Разве что какой приклад для переплетного дела тут заказывают?

— Холст, бывает, нужен. Да что его заказывать! — возразил Семейка. — Купить проще. По шесть денег с полушкой аршин — и незачем в Хамовники тащиться.