Наша колонна мало походила на военное формирование: мы шли не строем, не в ногу, не придерживаясь какого-либо установленного порядка. Просто брели или ехали, кому как удобно. Generalíssimo Альенде не считал такого рода формальности необходимыми во время этого марша, ибо поблизости и в помине не было никаких сил, способных нам угрожать. Вице-королевские войска, если только они вообще следовали за нами, находились не ближе чем в недельном переходе позади нас, а отряды bandidos и диких индейцев, даже свирепых апачей, не представляли опасности для такого множества вооруженных людей.

По пути на север мы не ожидали столкнуться с противодействием каких-либо воинских формирований. В силу малой населенности северных земель вице-король располагал там лишь небольшими, разрозненными отрядами местного ополчения, да и на те едва ли мог положиться. Благодаря удаленности этих территорий от столицы власть короны ощущалась там не так сильно, как в других провинциях колонии. Жизнь на севере, в более трудных и суровых условиях, закалила характеры северян, сделав их людьми особого склада, и не приходилось удивляться тому, что повстанцы пользовались там симпатией и поддержкой. Подполковник Элизондо, офицер-северянин, примкнувший к борцам за независимость, извещал нас о том, что падре будет встречен в Монклове как герой.

Мы находились в дневном переходе от очередного источника пресной воды, когда женщина, игравшая столь важную роль в моей жизни, снова ворвалась в нее, словно неистовый черный смерч из загробного мира ацтеков.

Я читал и перечитывал строки, написанные на клочке бумаги, который передал мне какой-то пеон. Вот что там говорилось:

– Откуда у тебя это письмо? – требовательно спросил я.

– Мне его дал священник.

– Что за священник?

– Священник церкви у Бахианских колодцев, сеньор. Я привожу ему припасы из Монкловы.

Помянутые пеоном колодцы как раз и являлись очередным источником воды на нашем пути. Монклова, более крупное селение, лежало дальше к северу.

– Откуда священник взял это послание?

Он пожал плечами.

– Не знаю, сеньор.

– А где держат сеньору?

Пеон уставился на меня с недоумением:

– Кого?

Ясно, что этот малый ничего не знал про Изабеллу. Ему просто вручили записку, назвали мое имя и объяснили, что меня можно найти в рядах повстанческой армии. Это было совсем не трудно: мы с Мариной скакали впереди особняком, чтобы не глотать пыль, поднимавшуюся из-под тысяч копыт.

Я вновь уставился на написанные рукой Изабеллы слова, и по выражению моего лица Марина мигом поняла, что у меня на уме.

– Жалкий глупец! – воскликнула она. – Это ловушка. Неужели ты поедешь?

– Молчи, женщина. Меня не так легко одурачить. Я отправляюсь не за Изабеллой. Я отправляюсь убить Ренато.

– А если вместо этого он убьет тебя?

Я усмехнулся.

– Тогда тебе придется найти кого-нибудь другого, чтобы оттачивать на нем свой острый язычок.

Марина замахнулась на меня хлыстом, и я еле-еле успел увернуться. Ну и женщина!

* * *

Я последовал за погонщиком мулов по направлению к Бахианским колодцам, оставив позади разъяренную подругу и неуклюже тащившуюся, растянувшись на долгие мили, армию.

Множество мыслей, сменяя одна другую, теснились в моей голове. Сказав Марине, что мною движет лишь желание убить Ренато, я солгал. Возможно, я убью и Изабеллу. Но прежде чем сделать это, я заставлю ее встать на колени и молить меня о прощении. Я заставлю ее признаться во всех совершенных против меня преступлениях. Затем, убедившись в правдивости Изабеллы, я воззрюсь на нее сверху вниз с насмешливым презрением, держа в руке готовую поразить ее насмерть шпагу. И может быть, вместо того чтобы убить преступницу, я, как священник, отпущу Изабелле грехи, хотя и не прощу ее.

«Я больше не люблю тебя, – так я ей скажу. – Ты хуже паршивой собаки».

Хотя, конечно, нужно быть справедливым, вдруг Изабелла сумеет убедить меня в том, что Ренато принудил ее силой... Ведь она могла быть всего лишь беспомощной жертвой, а?

Вокруг Бахианских колодцев, снабжавших водой путешественников и караваны мулов, направлявшиеся к северным территориям, выросло поселение, центром которого была площадь возле маленькой церквушки. Я последовал за погонщиком мулов туда. Как только мы выехали на центральную площадь, ворота ближнего к церкви двора распахнулись, и оттуда выступил Ренато. Нас с ним разделяла площадь. Я хлопнул Урагана по крупу, развернулся и направился к Ренато, выхватывая на скаку шпагу.

Увы, мне не удалось преодолеть и половины расстояния, когда на площадь со всех сторон хлынули вооруженные мушкетами солдаты. Мне пришлось натянуть поводья и резко свернуть направо, чтобы попытаться прорвать вражескую цепь.

– Пристрелить лошадь! – велел Ренато.

Грянул мушкетный залп. Пуля угодила мне в левое бедро, и одновременно я почувствовал, как содрогнулся подо мной Ураган. Поняв, что конь сейчас рухнет на землю, я успел соскочить с него. Выпавшая из руки шпага упала футах в семи от меня: я бросился к ней, подхватил и, шатаясь, поднялся на ноги с клинком в руке. Перед глазами у меня все плыло, голова кружилась, однако я расслышал, как Ренато отдал приказ «Не стрелять!», и увидел, что он устремился ко мне с кинжалом. Этот негодяй не мог допустить, чтобы я умер прежде, чем он под пытками вырвет у меня тайну спрятанных маркизом сокровищ.

Я ковылял с клинком наготове ему навстречу, когда сквозь кольцо солдат прорвался какой-то всадник, и моего слуха достиг знакомый клич.

Марина! Бесстрашная воительница последовала за мной.

Она промчалась мимо меня, направив лошадь на Ренато, но тут снова загремели мушкеты, и лошадь, споткнувшись, рухнула на землю. Марина, однако, соскочила с нее с ловкостью цирковой наездницы и, когда коснулась подошвами земли, в ее руке уже сверкнул мачете. Она вскинула мачете, намереваясь нанести удар Ренато, но тот опередил ее – шагнул Марине навстречу, одной рукой перехватил руку с мачете, а другой вогнал нож ей в живот.

– Нет! – закричал я. – Нет!

С усмешкой на губах этот негодяй обхватил Марину свободной рукой и притянул к себе, поворачивая нож в ее внутренностях. Тело бедной женщины соскользнуло на землю, к его ногам. Из раны на моем бедре лилась кровь, я хромал и спотыкался, но отчаянно прорывался к нему, и нас уже разделяло всего около дюжины шагов, когда позади вдруг послышался топот ног. Уголком глаза я успел приметить, как взлетел мушкетный приклад, а потом мой затылок взорвался страшной болью, и я снова рухнул на землю.

– Не убивать! – истошно заорал Ренато. – Оттащите его к колодцу, во двор.