стратигом Пелопоннеса, ставшего незадолго до восстания фемой, был Склир, который, таким образом, анонимно фигурирует в гл. 49. Его временное пребывание в Коринфе могло быть вызвано множеством не известных нам причин. Склир, видимо, и укрепил Патры и подчинил часть славян на полуострове. Зайбт предполагает, что при нем и началось то заселение ряда районов полуострова "неславянскими" переселенцами из разных фем (в том числе армянами), о котором упоминает Монемвасийская хроника (Cronica di Monemvasia. Р. 18. 144-146); тем более что сам Склир происходил из Малой Азии и его род уже в IX в. приобрел на Пелопоннесе значительное влияние (Seibt W. Die Skleroi. S. 20). Энергичные меры Склира и могли побудить славян к восстанию. Несомненно, Патры имели значительное население и были укреплены еще до событий 805 г. Поскольку налоги в империи обычно взимались в сентябре, то можно датировать этим временем и само восстание (протест против взимания налогов). Тогда был бы понятнее и быстрый уход арабского флота: осада затягивалась, наступила осень (октябрь-ноябрь), и арабы покинули своих союзников.

1048

Противоречие, не вполне разрешенное выше: "на границе" какой фемы? Если Пелопоннеса, тогда контекст предполагает, что Коринф входил в фему Пелопоннес. Но это невозможно: известно, что Коринф был столицей фемы Эллада. Если же "на границе" фемы Эллада, тогда Пелопоннес — еще не фема, и речь идет о стратиге Эллады. Выход из противоречия мы видим в допущении, что граница между фемами проходила близ Коринфа и что стратиг Пелопоннеса находился вне своей фемы, в резиденции стратига Эллады, возможно, оказывая ему военную помощь. Т.е. выражение "на границе фемы в крепости Коринф" не совсем точно отражает существо дела.

1049

Слово "архонты" может обозначать здесь подчиненных стратигу фемы командиров (BHHHJ. С. 67. Бел. 251), но более вероятно, что это все наиболее значительные лица города: и светские, и духовные чины, поэтому ниже автор говорит о постановлении "жителей города".

1050

От Патр до Коринфа по прямой около 100 км. Учитывая гористый рельеф и опасности на пути посланца, надо думать, что стратиг узнал о нападении славян на Патры лишь через пять-семь дней после начала осады. В таком случае его поведение трудно объяснимо: либо он не усматривал в нападении серьезной опасности, либо его задерживали не менее серьезные причины, касавшиеся Коринфа и "находящихся к востоку (от Патр) частей гор". Не пришлось ли стратигу на пути к Патрам приводить к повиновению восставших славян в иных местах? Приводимые в гл. 49 подробности, по-видимому, легендарны.

1051

Отчаянное положение осажденных заставляет думать, что блокада была весьма плотной. Но посланец отправился на разведку даже верхом. Видимо, осажденные сохраняли связи с греческим населением округи. Может быть, и сам посланец был из окрестных жителей, а не из самих Патр. "Фламмул" — знамя, значок, штандарт, которые с римских времен имело каждое воинское подразделение войска, империи.

1052

Возможно, победа была достигнута до возвращения стратига. В таком случае следует допустить, что гарнизон был сильным либо осада не была слишком затяжной, либо осаду предприняла только часть восставших славян.

1053

Святой всадник, идущий впереди войска и обеспечивающий ему победу над "варварами", — топос византийской литературы.

1054

В первые века новой эры — командир сотни воинов, а также военачальник вообще. Здесь, однако, термин употреблен в фигуральном значении.

1055

Храм св. Андрея (ср. ниже: 49.33) находился где-то в окрестностях, не слишком близких к стенам Патр. Важно, что о храме говорится как о действующем, т.е. церкви на этой территории действовали, видимо, еще до восстания. Обычай искать спасения в храме был свойствен, как правило, христианам. Однако по подобной детали нельзя судить о религии славян: они могли попросту знать о христианском запрете проливать кровь в храме, где к тому же было легче обороняться. В храме могла найти убежище лишь малая часть осаждавших. Эта часть и была, по всей вероятности, взята победителями в плен, если вообще нечто подобное (поиск спасения в храме) имело место.

1056

Северная часть Пелопоннеса, прилегающая и к Патрам; через нее шел стратиг из Коринфа. Ряд историков, указывая на победу гарнизона отнюдь не крупного города и на сообщение о разорении лишь "краев Ахайи", считают, что восстание было узко локальным (BHHHJ. С. 68. Бел. 253). Но гл. 49 говорит не о восстании славян только в Ахайе, а об их набеге на Ахайю. Кроме того, если стратигом был Склир, то его действия и до восстания, и после него выходили, очевидно, за пределы Ахайи: восстанавливались города и церкви, возвращалось некогда эмигрировавшее местное население, производилось переселение из других фем на Пелопоннес, в том числе в Лакедемон, т.е. в места, отдаленные от Ахайи (Cronica di Monemvasia. Р. 20, 22).

1057

Очевидно, на рубеже VIII-IX вв. Патры были все-таки и столицей, и церковным центром новой фемы. Е. Э. Липшиц толковала этот пассаж как доказательство роста крупного (в данном случае церковного) землевладения, основанного на труде зависимого крестьянства (Липшиц Е. Э. Очерки. С. 44-45, 48). Б. Ферьянчич также не сомневался, что побежденные славяне были превращены в зависимых крестьян митрополии (ВИИНJ. С. 68; ср. также: Ostrogorsky G. Geschichte. S. 161). О. Крестен, подкрепляя этот вывод, сослался на "очень сходный сигиллий" Юстиниана II от 688 г. в пользу храма св. Димитрия в Фессалонике, выданный после победы, "одержанной с помощью св. Димитрия" над осаждавшими город славянами (сведения об этом сигиллий сохранила надпись в храме). Император передал храму права на все солеварни в городе и в его окрестностях, освобождая одновременно храм от повинностей и налогов (Kresten О. Zur Echtheit. S. 17 sq.; см. также: Липшиц Е. Э. Очерки. С. 39-40, 45). Однако надпись в храме св. Димитрия не позволяет сделать вывод о том, что церковь стала собственницей всех указанных солеварен: для этого их нужно было предварительно отнять у их владельцев, среди которых были и фессалоникийцы, участвовавшие в отражении врага. Скорее всего, Юстиниан II предоставил храму св. Димитрия солемний, т.е. право сбора в свою пользу налогов с солеварен, ранее вносившихся в казну. Не отвергая важности сопоставления указов Никифора I и Юстиниана II, мы не можем пренебречь значительностью