После удачной работы с Карловой Стас и ребята решили, что неплохо было бы им взять в коллектив скрипача, и они предлагали именно Марте поработать с ними, но девушка отказалась – она хотела продолжить учебу в Московской консерватории, куда у нее был шанс поступить. В «Восточный снег» взяли другого человека, талантливого парня, который отлично вписался в коллектив, но вышло так, что он в этом месяце заболел и на фестиваль в Бельгию полететь не смог. Марта, у которой тоже были гастроли, заменить его, естественно, не могла, но Юля по телефону сказала ей, что все в порядке, она нашла человека, который сыграет для ее группы на скрипке. Голос ее при этом был очень довольный.

Марта положительно ответила на новый вопрос журналиста о ее сестре, поняв, что об амнезии журналист ничего не знает, а после по настоянию улыбчивого, но настойчивого менеджера, всюду сопровождающего скрипачку, попрощалась с ним и направилась в гримерную, чтобы, наконец, переодеться и отправиться в гостиницу.

Пока она шла до гримерки, держа в руках огромный букет лилий – это был единственный букет, который Марта забрала с собой, – в сопровождении менеджера и еще пары человек, решила позвонить по мобильному телефону сестре. Ника сейчас находилась в родильном доме, и несколько часов назад стала мамой. У нее должен был родиться мальчик – пол ребенка давным-давно определили на радость будущей мамы.

Марта не знала подробностей – в тот момент, когда ребенок появился на свет, она собиралась выйти в зал, нервничая перед выступлением в таком грандиозном месте, как берлинский Концертхаус, и лишь после выступления, перед интервью, краем глаза увидела сообщение от мамы, что Ника уже родила.

Марта даже на какое-то время забыла о том, что журналист вдруг разузнал о том, что ее пальцы были сломаны. Все ее мысли были о сестре.

Кузина ответила не сразу, но все же ответила. Голос ее был тих и слаб, однако было в нем нечто такое, от чего на сердце у скрипачки стало светлее.

– Можешь говорить? Ну как ты? – тут же спросила Марта взволнованно, чуть не забыв и сначала произнеся это на английском и только потом перейдя на родной язык.

– Хорошо… В смысле, плохо, но не так плохо, как раньше, – с ужасом вспомнила роды Ника. Если честно, она очень боялась рожать и боялась беременности, но все прошло достаточно спокойно.

– А ты боялась, – с облегчением выдохнула Марта.

– Ага… Девочка, – едва слышно прошептала вдруг Ника в трубку.

– Что? – не поняла ее сестра. Ника шумно вздохнула и повторила:

– Девочка. Это не мальчик, это девочка. Они неправильно определили пол. Представляешь?

Под «они» она, вероятно, имела в виду врачей.

– У тебя родилась девочка? – переспросила Марта с широкой улыбкой. Надо же, у нее есть племянница. Как же время быстро летит!

– Да. Он назвал ее Настенькой, – трагическим шепотом поведала Ника кузине. Она очень хотела сына. И даже имя ему придумала – Мефодий. Они с Кларским, как только узнали о ее беременности, сразу же договорились, что если будет мальчик, ребенку дает имя Ника, а если девочка – Ник.

– Настенька? Анастасия? Красивое имя!

– Я хочу Мефодия! А не Настеньку! Я назову ее Мефодия.

– Тебе Никита не позволит, – хмыкнула Марта, шагая по коридору мимо знакомых музыкантов и легким кивком головы здороваясь с ними. – Нет, правда, ты в порядке? А ребенок как? Тоже в порядке?

– В порядке… Спит. Рядом со мной. Ма-а-арт… Она такая милая, – прошептала вдруг тихо-тихо Ника. В голосе у нее появилось нечто такое, что скрипачка еще прежде никогда не слышала. – Она такая маленькая. У нее ногти крохотные-крохотные. И она… Она на Ника похожа, представляешь? Я боюсь ее, Мартик. Она на меня когда смотрит, я не знаю, что мне делать. А сейчас она спит, и я не могу оторвать от нее взгляда. Мне кажется, если я перестану на нее смотреть, с ней что-то случится.

– Ничего с ней не случится, – уверенно заявила Марта, растрогавшись. – Ты же рядом.

– Рядом… Ее даже Никита не так боится, как я, – поведала Ника все тем же тихим голосом, явно боясь разбудить новорожденную дочь.

– Никита, Ника и Настенька. Все на букву «н», – рассмеялась Марта, которой вдруг стало очень легко на сердце.

– Ага, – вздохнула Ника. – А-а-а, она начинает плакать! Я тебе потом перезвоню, хорошо?!

И Карлова сбросила вызов.

Марта, улыбаясь и радуясь за сестру, пошла дальше. Сама она детей совершенно еще не хотела, хотя и Ника тоже долгое время их не хотела, но вот все-таки родила.

А может быть, просто рядом с Мартой не было любимого человека, с которым она могла бы создать семью?

Однажды скрипачка твердо решила для себя, что ее единственная любовь – музыка.

Около гримерной скрипачку ожидал высокий стройный молодой человек с копной темных густых волос и с озорными карими глазами. В руках у него был шикарный букет роз. Увидев Марту, он шагнул к ней с радостной улыбкой.

– Феликс! – обрадовалась та, не ожидая увидеть пианиста, с которым все это время общалась. Это был настоящий Феликс Грей, тот, который однажды не смог прилететь в ее родной город. – А я и не думала, что ты приедешь!

– Не мог не приехать, Марта, не мог. Взял билеты из Лондона и через пару часов я тут, в Концертхаусе. – Он легонько обнял скрипачку, касаясь губами ее щеки и вдыхая аромат волос. – Великолепная игра. Очень техничная. Ты, как и всегда, неподражаема. И замечательно выглядишь.

Марта улыбнулась, обнимая его в ответ. Пианист уже несколько лет испытывал к ней романтические чувства, только вот она почему-то не могла заставить себя полюбить Феликса, хотя относилась к нему очень хорошо. Пианист, однако, не унывал и не сдавался, а все пытался перейти из разряда «друг» в разряд «любимый человек». В нескольких интервью Феликс даже признавался, что неразделенная любовь питает его и вдохновляет, правда, он никогда не уточнял, к кому именно у него есть чувства. Для журналистов он был самым романтичным пианистом.

– Вечером ты свободна? – спросил Феликс. У него был легкий английский акцент, который казался девушке приятным. – Я знаю в этом городе один невероятно хороший ресторан!

– Для тебя – свободна, – ответила с улыбкой отказавшаяся пойти развлекаться с коллегами Марта, принимая из его рук розы и теперь стоя с двумя букетами в руках – ни дать ни взять, как мама с младенцами.

– Отлично! Приглашаю тебя. И не потерплю отказа, – он шутливо погрозил скрипачке пальцем. – Скажи мне адрес отеля, и я заеду за тобой.

Марта, не переставая улыбаться, ответила, не имея ничего против встречи. Феликс пообещал заехать за ней сразу же после того, как она позвонит ему – их отели, надо сказать, находились неподалеку друг от друга, в центре города, около Потсдамской знаменитой площади.

Пианист покинул девушку, а она вскоре вышла из гримерной все с тем же своим молчаливым менеджером и зашагала к выходу, чтобы через полчаса оказаться в своем номере, расположенном на десятом этаже – вид из него на вечерний город, надевший маску элегантной загадочности, был восхитителен. В номере Марта из концертной дивы в вечернем черном платье и с высокой прической превратилась во вполне обычную молодую женщину, миловидную и смешливую, выглядящую младше своих двадцати восьми лет.