верх. – Дмитрий Павлович кротко улыбнулся. – А действовать по старому мужскому правилу: никогда не перечить женщине, внимательно выслушивать ее и поступать по-своему – я еще не научился.

Автомобиль медленно двинулся по петроградским улицам, великий князь сидел за рулем: машину он вел мастерски и мог бы ехать быстрее, но скорость не набрал лишь потому, что не хотел привлекать к себе внимания полиции.

– Хорошо, что хоть оттепель немного постояла, – проговорил великий князь, глядя, как искрящийся мягкий снег белым широким полотном уползает под брюхо автомобиля, – всего несколько часов, а прок от нее есть. Не то в прорубь пришлось бы лезть с лопатой.

– Если бы с лопатой – с ломом! – Пуришкевич недовольно глянул в приспущенное стекло кабины.

Они уже изрядно отъехали от дворца Юсупова. Дома стали ниже, чугунные ограды дворцов сменили деревянные заборы, за которыми, чуя запах крови, доносящийся из автомобиля – дух ее не мог перебить даже острый бензиновый смрад мотора, – бесились брехливые собаки.

В сильном свете фар покачивались, косо ускользая назад, деревья, низкое ночное небо было зловещим, тяжелым. Все, кто сидел в автомобиле, надолго замолчали.

Так молчали до тех пор, пока не прибыли на Каменный остров, к Петровскому мосту, перекинутому через реку в том месте, где течение реки было очень сильным и при малейшей оттепели вода взламывала, крушила лед, она и сейчас норовисто всаживалась в каменные толстые быки, курилась черным паром, недобро крутила куски льда – промоина под быками в самом центре моста была буйной.

Машина осветила фарами сторожку будочника, находящуюся на противоположной стороне моста, и Дмитрий Павлович поспешно выключил свет. Следом заглушил мотор. Машина некоторое время тихо ползла по настилу моста, потом остановилась, колыхнулась своим тяжелым телом и замерла.

Остановились они в нужном месте – внизу, под быками, стиснутая белесыми краями льда, чернела промоина.

Великий князь, выбравшись из машины, торопливо подбежал к перилам, глянул вниз.

– Здесь, – сказал он.

Труп вытаскивали из машины вчетвером: Лазоверт, Пуришкевич, Сухотин и круглый, как шарик, смешливый солдатик с постоянно открытым ртом – из тех, что несли службу у юсуповского дворца; великий князь на всякий случай встал перед автомобилем – занял пост, как на часах: мало ли кого может принести в этот неурочный час на мост.

Тело Распутина раскачали, держа его за веревки, перевалили через перила и швырнули вниз, в дымный водяной проран. Раздался громкий всплеск, тело большой рыбой нырнуло в черное дымное течение, перевернулось, уходя под лед, и исчезло.

– Счастливого пути! – хрипло пробормотал Пуришкевич и тут же выругался: к трупу забыли привязать гири и цепи.

Цепями скрутили шубу Распутина, как веревкой, сунули туда одну из гирь и также швырнули в промоину. Следом бросили вторую гирю.

Лазоверт полез в автомобиль, обшарил его, нашел один из ботов «старца», перекинул находку через перила.

Вся операция заняла не более трех минут.

– Ну что, ничего не осталось от этого пакостника? – хриплым шепотом спросил Пуришкевич.

– Вроде ничего, – отозвался Сухотин. Великий князь натянул на руки перчатки.

– Тогда вперед!

Он завел мотор, включил фары. Два резких снопа света вновь вырвали из ночной темени сторожку с двумя слепыми оконцами, осветили самого сторожа – бородатого инвалида в ватной папахе, прижавшего к себе старую трехлинейку, инвалид безмятежно спал – резкий свет не разбудил его, инвалид лишь пошевелился, повернул голову набок, устраиваясь поудобнее, и, привычно стискивая руками винтовку, продолжал храпеть дальше.

– Вот так везение! – удивленно проговорил Дмитрий Павлович. – Он даже не проснулся.

– Солдат. Привык дрыхнуть в окопах. Там они все спят стоя, сидя – как угодно, в самых неудобных позах, не обращая внимания ни на что, – сказал Пуришкевич. – Даже если рядом взорвется снаряд и его забросает землей – также не обратит внимания и будет спать дальше.

На этом везение заговорщиков кончилось. Едва они проехали мост, как автомобиль начал чихать, из выхлопной трубы стали вылетать зеленые чертенячьи искры, колеса оскользались в снегу, юзили – машина никак не хотела двигаться дальше, а потом и вовсе заглохла.

– Что за напасть! – Дмитрий Павлович хлопнул перчаткой по рулю. – Никогда за этим автомобилем таких сюрпризов не водилось.

– Свечи, – коротко бросил Лазоверт, выскочил из автомобиля, прочистил свечи, и машина завелась. Двинулись дальше.

Проехав километра три, вновь остановились. Опять доктору пришлось выбираться из тесной, успевшей немного нагреться кабины.

Когда остановились в третий раз – это произошло недалеко от Петропавловской крепости, – Дмитрий Павлович сообразил:

– Это, господа, Гришка нас не пускает, за полы шинелей держит. Вот нечистая сила!

– Поздно нас держать за полы, – мрачно и устало пробормотал Пуришкевич. Усмехнулся. – Все! Вы знаете, о чем я думаю, господа?

– О чем? – спросил великий князь. – Извольте поведать.

– О том, что, может быть, мы напрасно сбросили тело Распутина в реку, может, лучше было оставить его где-нибудь на виду, в приметном месте?

– А какой смысл?

– Мне кажется, очень скоро появится второй Распутин, лже-Гришка… очень уж это занятие выгодное – быть Распутиным. И прибыль приносит, и славу, и усладу. А?

– Может быть, вы и правы, – после некоторого молчания произнес Дмитрий Павлович, – но ведь сделанного не исправить – все. Поезд ушел, и даже красного хвостового фонаря его не видно. Гришка Распутин находится в реке, подо льдом. Назад его не вытащить, не оживить.

– Да, не вернуть. – Пуришкевич вновь хмыкнул. – Было бы странно, если бы кому-нибудь это удалось сделать. Вы правы, Дмитрий Павлович, дело сделано, и не стоит теперь сомневаться в чем-то. Это только собственные нервы трепать.

– А потом, Россия распадается, разламывается, как гнилой арбуз. Народ бунтует, много голодных, еще больше увечных… И не один Распутин в этом виноват. Как было бы просто, если б виноват был только он один.

– Все равно его надо было убирать.

– Естественно. – Великий князь побарабанил пальцами по кругу руля, прибавил скорость. – Другого выхода просто не было. – Он снова побарабанил пальцами. – А ведь действительно, из какой-нибудь сибирской или уральской Голопуповки может приехать мужик, как две капли похожий на Распутина, и продолжить его дело… – Дмитрий Павлович сдавленно, словно бы не веря в то, что такое может быть, рассмеялся. – Дело Распутина бессмертно. Так, Владимир Митрофанович?

– Думаю, что нет. – В голосе Пуришкевича привычно зазвенел металл. – Появится второй Распутин – поступим с ним, как и с первым.

Замолчали. Каждый думал о чем-то своем, в основном о грустном. Печаль светла, только в печали да в заботе о ближнем рождаются светлые мысли. Вскоре подъехали ко дворцу великого князя.

Когда выходили из машины, Сухотин, обычно молчаливый, сосредоточенный, погруженный в себя, неожиданно выругался.

– Что случилось, капитан? – насторожился великий князь.

– Да вот. – Сухотин брезгливо, двумя пальцами, выкинул из машины на снег резиновый бот Распутина, – забыли.

– Вот напасть! Тьфу! – Великий князь отплюнулся. – Одну галошу благополучно выкинули, вторая же, как графиня, на автомобиле прибыла в Питер. Как же это мы? – Он усталыми глазами