– А почему бы нам не поехать и не спросить у него? – подал другую мысль Г. О. – Пусть попробует не ответить, когда мы все засмотрим прямо ему в глаза.

– Не думаю, что он захочет с тобой встретиться, – покачала головой Дора. – И говори, пожалуйста, правильно. Не «засмотрим в глаза», а «посмотрим».

– А вот другой редактор захотел, когда я за свои прекрасные стихи получил гинею, – напомнил нам Ноэль.

– Не тот случай, – возразил ему всегда чётко улавливающий нюансы Освальд. – Ты явился к нему как автор, а значит, возраст твой не имел значения. Теперь же мы выступаем в роли представителей просвещённой читающей публики. И редактор, естественно, ожидает увидеть взрослых людей. Дора, полагаю, если ты нарядишься в одежду старой доброй Блейки, то сойдёшь за даму двадцати или даже тридцати лет.

У Доры немедленно сделался испуганный вид, и она заявила, что, по её мнению, такого делать не стоит.

– Тогда это сделаю я, – тут же вызвалась Элис. – Во-первых, мне ни капельки не страшно, а во‐вторых, я такого же роста, как и Дора. Только одна не пойду. Тебе, Освальд, тоже придётся одеться во взрослое платье и пойти со мной. Думаю, не так уж и трудно сделать такое для дяди Альберта.

– И тебе ведь понравится, – заметила Дора, возможно жалея о вечной своей манере слишком часто и чересчур поспешно заявлять о том, что того-то и сего-то делать не надо.

Но краски уже были смешаны, колер определён и менять его мы не собирались. (Чтоб вы знали, это аллегория, означающая «сжечь за собой мосты», что тоже, в свою очередь, аллегория.)

Мы решили отправиться с визитом на следующий день. Дикки и Освальд купили этому последнему накладную бороду и усы с проседью, так как, по его компетентному мнению, только эти атрибуты могли придать его мужественным, но моложавым чертам зрелость взрослого представителя читающей публики.

Девочки, не теряя времени, предприняли скрытные разбойничьи набеги на комнату миссис Блейк (нашей экономки), добыв там несколько деталей для маскарада, и среди них одну совершенно загадочную, похожую на кусок парика, которую домоправительница носит по воскресеньям. Джейн, наша служанка, сказала, что эта штука – накладка из волос с гордым названием «Преображение» и её носят даже герцогини.

Вечером мы, соблюдая усиленную конспирацию, предприняли пробное переодевание, и вещи миссис Блейк были после примерки тайно возвращены на место.

Дора сделала Элис причёску. Собрала вверх её собственные, данные ей от природы волосы, привязала к ним длинный шиньон из волос, принадлежавший миссис Блейк, затем свернула всё вместе в пучок, похожий на булочку, заколола его множеством шпилек, спереди прикрепила кусок парика, то бишь «Преображение», и, наконец, поверх всего этого надела воскресную шляпку миссис Блейк, очень весёленькую, с половиной синей искусственной птицы на ней.

Когда с причёской было покончено, на Элис надели несколько нижних юбок и коричневое платье, под которое в слишком свободных местах пришлось подпихнуть чулки и носовые платки. Чёрный жакет и красный галстук в качестве завершающего штриха показались нам вполне сносными, и мы решили, что так сойдёт.

Настала очередь Освальда. Выйдя из комнаты, он тайно облачился в свой маскарадный костюм, однако, когда наш герой, кардинально преображённый, предстал перед остальными в бороде и усах, а также отцовской шляпе, никто из них, вопреки его предвкушениям, от восторга не ахнул. Они покатились со смеху, прямо-таки животы надорвали от хохота.

Тогда Освальд прокрался в комнату миссис Блейк, при ярком свете оглядел себя в её большом зеркале и сам пришёл к выводу, что вид его никуда не годен. Для своего возраста Освальд достаточно высок, но с бородой превратился в какого-то безобразного карлика. Слишком короткая стрижка только усугубляла картину. Любой бы сразу заметил, что пышная борода не произрастала столь буйно там, где сейчас находилась, а перемещена сюда с какого-то другого, неведомого лица.

Но самое кошмарное зрелище ожидало его, когда он сам расхохотался, увидев своё отражение в зеркале. Выходит, зря он раньше не верил написанному, когда у героев книг борода начинала мотаться, словно собачий хвост!

Пока Освальд себя разглядывал, у девочек возникла идея.

Безобразнейшая, отвратительная идея, вызвавшая у него столь сильное отторжение, что он поначалу даже слушать о ней не желал и сдался лишь после того, как остальные ему напомнили о необходимости благородного самопожертвования во имя дяди Альберта.

Опустим отталкивающие подробности сего гнусного плана. Скажем только, что Освальд должен был в женском обличье отправиться вместе с Элис к редактору.

Ни один достойный мужчина никогда не захочет быть женщиной, и вышеозначенный план нанёс ощутимый удар по самолюбию Освальда. Тем не менее он согласился, горестно скрежеща зубами.

Он рад, что рождён не девчонкой. Вы и представить себе не можете, каково это – носить нижние юбки, особенно длинные. Удивления достойно то обстоятельство, что леди терпеливо сносят подобные муки, смиряясь с поистине невыносимым существованием.

Верхняя часть женской одежды тоже казалась Освальду жуткой. В одних местах она была слишком тесна, а в других, совершенно неподходящих, наоборот, чересчур свободна.

И голова Освальда ко всем этим женским штучкам совершенно не подходила. Безнадёжно было пытаться прикрепить к его коротко остриженным волосам «Преображение», даже если бы у миссис Блейк нашлась ещё одна, запасная накладка, но её не нашлось.

Тут девочки вспомнили, что однажды видели гувернантку с мальчишеской стрижкой, а шляпа у неё сзади держалась на резинке. Именно так Освальду шляпу и нахлобучили, прямо поверх его собственных, природных волос. А затем намотали вокруг шеи такую щекочущую, пушистую, перистую штуковину с широкими длинными концами, и в ней, что тут скрывать, он стал гораздо сильнее смахивать на молодую леди, чем себя ею ощущал.

На следующее утро ему перед выходом в город пришлось поднабраться смелости. Ведь при свете белого дня всё выглядит несравненно определённее, чем вечером.

– Вспомни, как граф Нитсдейл[121] улизнул из башни в женском платье, – подбодрила брата Элис, наматывая ему на шею перистую штуковину. – Помни о великой цели и будь храбрым.

– Да храбрости мне не занимать, вот только я чувствую себя полным ослом, – объяснил Освальд.

– А я себя – обезьяной, – призналась Элис. – Зато я прихватила с собой много мятных леденцов, и они нас с тобой наполнят отвагой. Это будет всё равно как «смелость во хмелю», я полагаю.

Мы ввели в курс своей дерзкой вылазки Джейн, и она помогла нам улизнуть из дома незаметно для Блейки.

Все остальные тоже поехали с