7.5.45

Теперь никак не могут столковаться из-за Польши. Немцы с немецкой аккуратностью сдаются мильонами. Сегодня было объявлено по радио, что завтра будут праздновать окончание войны. А мы не перестаем думать только о тех, кого нет.

У союзников одна забота: как восстановить «хорошую Германию» и как завладеть арабской нефтью за счет еврейской Палестины. Впрочем, верно есть и много других забот, но мне, субъективной, эти две виднее всего.

Семен Дубнов, глубокий старик, ученый, историк, чистейшая душа во Израиле, погиб со своим народом в Риге, не желая с ним расставаться. У него давно была виза в Палестину, но он, сторонник автономизма — еврейских прав в диаспоре, — считал своим долгом жить, трудиться и умереть со своей паствой[855].

Я узнала, что все мои подруги по школе в Вильне погибли со своими детьми и внуками. Еще кое-кто бродит по Бухаре, Казахстану, Персии и Сибири. Но об этом мы еще ничего не знаем. Также никаких сведений о моей свекрови. О своей подруге Леле, доктору по детским болезням, я узнала, что она покончила с собой в меланхолии раньше, чем ее послали на Понар в братскую могилу. Как врач, она отравилась морфием. Это лучше, чем Понар.

8.5.45

Сегодня праздновали день Победы.

В Иерусалиме были речи, процессии рабочих, молодежи, то же в Тель-Авиве и в других городах. Молодежь в синих рубашках и в белых, смотря по партиям и группировкам, маршировала по улицам с флагами.

Сегодня будто бы арестованы Геринг и Кессельринг[856], но Гитлер и Гимлер и Муфтий скрылись. Последнего держат про черный день, когда нужно будет наказать евреев. Евреи боролись в армиях СССР, Англии, Америки и всех союзных стран. Много еврейских солдат пало в этой войне, в Египте, Греции, Сев. Африке и в Европе, и если у нас есть сегодня радость, то только потому, что нам удалось помочь свалить Гитлера и его банду!

22.5.45

В Праздник первинок, Шовуот, я была в кибуце у детей.

Мы с детьми ездили в лори[857] в поля собирать первинки, злаки, овощи и фрукты. Потом было празднование, речи, пение, выставка продуктов, как с полей, садов и виноградников, так и консервы фабрики, птица, молодой теленок и самые лучшие первинки: много малых детей.

Дети танцевали с венками на головках, наша Рина в тот день была именинница и выглядела очаровательно, а Цви уже был среди школьников.

24.5.45

После большого перерыва наконец получилось пять писем сразу от сына из Бенгази. Его несколько раз оперировали (абсцессы фурункулеза), там не было пенициллина, и поэтому нельзя продолжить лечение. Так он пишет. Он не получает ни отпуска, ни демобилизации, его время еще не пришло. Он пишет, что за ним ухаживают английские сестры милосердия, очень преданные и внимательные, и он полон благодарности к ним.

Я прочла «Песню о Бернадетт»[858] — мы, евреи, умеем быть благодарными за каждую помощь нам и за спасение.

16.6.45

Меир уже дома и поправляется. Он теперь будет искать работу по своей специальности или будет еще учиться дальше. Три с половиной года войны и два года в Гагана его не продвинули в успехах ни в архитектуре, ни в механике.

11.8.45[860]

Война на Дальнем Востоке приближается к концу. Пустили в ход атомные бомбы. Если этими бомбами можно кончить войну, хорошо, но если они послужат началом третьей войны, то очень плохо. Если их пустят в ход в следующих войнах, исчезнут те поколения, которые будут рассказывать о великих изобретениях: бомбах, роботах, атомах и проч. Может быть, так будет лучше. [Но японцам в наказание за разбой в Китае и насилие над женщинами — ничего другого и не полагалось.]

25.8.45

Рут приехала в свой годичный отпуск, и мы с ней выходим почти каждый вечер. Слышали концерт Темели — французская музыка.

5.10.45

Меир ездил в Эритрею и, слава Богу, окончательно вернулся в страну.

На днях у нас был красивый национальный праздник: открытие нового театра «Габима». Отделанный махагони, уложенный красными коврами, первый изящный комфортабельный театр — с фойе, с буфетом, вешалкой для платья, уборными для артистов, кулисами, сделанными по последнему слову техники. Все почти мужчины были в смокингах, дамы в вечерних туалетах. Теперь мода на длинные черные юбки с белыми блузами, с длинными рукавами и высоким воротником, из местного материала — креп, — и выглядело все это очень нарядно. Артистки все были в вечерних туалетах (из того же крепа). Оркестр играл Бетховена, Энгеля, Ратхауза[861], были речи артистов и благодарственная молитва: Шехехейону, вкемону лзман хазе[862], были речи городского головы, представителей Еврейского Агентства, писателей. Дали отрывок из «Дибука» и из новой палестинской пьесы «Эта земля»[863]. Вместо «Шалом» все приветствовали друг друга словами «Мазл тов!», поздравление, как на свадьбе или на обрезании или на «бар мицва» (13-летие сына). Потом был большой прием в верхнем фойе с участием всей труппы, с прекрасным угощением, вином. Были гости из всех городов и кибуцим, и даже из Египта приехали ценители нашего театра «Габима».