Практические доводы, выдвигаемые против легального аборта, беспочвенны; что же касается нравственных причин, то они сводятся к старому католическому аргументу: у зародыша есть душа; когда от него освобождаются до рождения, он остается некрещеным и его душе закрыты врата рая. Замечательно то, что Церковь разрешает уничтожение уже живущих людей: на войне или при приговоре к смертной казни; а вот к плоду во чреве Церковь выказывает беспредельное человеколюбие. Зародыш некрещеный. Как же быть тогда со священными войнами против неверных, ведь неверные тоже некрещеные, между тем их уничтожение всемерно поощрялось. Жертвы инквизиции далеко не всегда заслуживали милость Божию, так же как и преступники, приговоренные к гильотине, или солдаты, умирающие на полях сражений. Во всех этих случаях Церковь полагается на Бога, она соглашается с тем, что человек в ее руках лишь инструмент и судьба его души решается между Церковью и Богом. Зачем же тогда запрещать Богу принимать на небеса душу зародыша? Если бы церковный собор согласился на это, Бог протестовал бы не более, чем в известный период, когда индейцы уничтожались по религиозным соображениям. На самом деле мы здесь наталкиваемся на старую тупую традицию, не имеющую ничего общего с моралью. Нужно учитывать также мужской садизм, о котором у меня уже был случай рассказать. Книга доктора Руа, написанная в 1943 году и посвященная Петену, тому яркий пример: это памятник лицемерию. Доктор Руа отечески настаивает на опасности аборта, считая в то же время кесарево сечение самой гигиеничной операцией. Он хочет, чтобы аборт рассматривался как преступление, а не как проступок; он высказывается за запрет аборта даже в терапевтических целях, то есть когда беременность грозит здоровью или жизни матери; аморально делать выбор между одной и другой жизнью, заявляет он и, опираясь на этот аргумент, советует принести в жертву мать. Он заявляет, что зародыш не принадлежит матери, это самостоятельное существо. Однако те же так называемые «благомыслящие» врачи, превознося материнство, утверждают, что плод составляет единое целое с телом матери, что это не паразит, питающийся за ее счет. Мы убеждаемся, насколько жив антифеминизм, наблюдая, с каким ожесточением иные мужчины отказывают женщине во всем, что могло бы освободить ее.

К тому же закон, обрекающий на смерть, на бесплодие, на болезнь огромное количество молодых женщин, абсолютно не способен обеспечить повышение рождаемости. В одном сходятся сторонники и враги легального аборта: преследование женщин за него потерпело полный крах. Согласно данным, представленным профессорами Долерисом, Бальтазаром, Лакассанем, во Франции к 1933 году насчитывалось пятьсот тысяч абортов в год; по статистике 1938 года (данные доктора Руа), их – миллион. В 1941 году доктор Обертен из Бордо сообщает, что их число колеблется от восьмисот тысяч до миллиона. Последняя цифра представляется более близкой к истине. В одной из статей газеты «Комба» за март 1948 года доктор Депла пишет:

И далее:

Операция эта производится нередко в кошмарных условиях, и потому немало случаев, когда женщины гибнут от аборта.

Иногда приходится слышать, что аборт – «классовое преступление», и это отчасти верно. Контрацепция несравненно шире распространена в буржуазной среде; наличие ванной и туалета облегчает применение противозачаточных средств, тогда как рабочие или крестьяне не имеют водопровода; девушки из буржуазной среды более осторожны; когда же у них появляется семья, то ребенок не такая тяжелая нагрузка: ведь наиболее частые причины аборта – бедность, жилищные трудности, необходимость для женщины работать вне дома. Можно сказать, что чаще всего, родив двух детей, супруги решают на этом ограничиться; то есть ужасная женщина, позволившая себе сделать аборт, и великолепная мать, качающая двух белокурых ангелочков, – это одна и та же женщина. В одном из документов, опубликованном в «Тан модерн» в октябре 1945 года и называвшемся «Общая палата», г-жа Женевьева Сарро описывает больничную палату, где она провела некоторое время и где многие лежали после выскабливания: у пятнадцати из восемнадцати был выкидыш, причем у половины – спровоцированный. На 9-й койке лежала жена грузчика Центрального рынка; от двух браков она родила десять детей, из которых в живых остались только трое; у нее было семь выкидышей, из них пять искусственно вызванных; она охотно пользовалась техникой «железного прутика» и любезно делилась своим опытом; с той же целью она пила таблетки, названия которых сообщила соседкам по палате. На 16-й койке – девочка шестнадцати лет, замужняя, у нее были похождения, она сделала аборт и после этого страдала от сальпингита. На 7-й – тридцатипятилетняя женщина, она рассказывала: «Я уже двадцать лет замужем; я его никогда не любила; двадцать лет я вела себя прилично. А три месяца тому назад у меня появился возлюбленный. Всего один раз мы были вместе, в гостиничном номере. И я забеременела… Надо же было такому случиться! Я с ним рассталась. Никто не знает об этом, ни мой муж, ни… он. Теперь все, кончено; я уж никогда не позволю. Очень мучительно… я имею в виду не выскабливание… Нет-нет, другое; это… самолюбие, понимаете». А на 14-й койке лежала женщина, которая за пять лет родила пятерых; в сорок лет она выглядела старухой. И все они относились к происходящему с покорностью, продиктованной отчаянием. «Женщина сотворена для страданий» – вот их грустные размышления.

Тяжесть испытаний, выпадающих на долю женщины, зависит от ее жизненных условий. Замужняя женщина из буржуазной среды или женщина, хорошо устроенная, поддерживаемая мужчиной, женщина, у которой есть деньги и связи, имеет значительные преимущества; прежде всего она намного легче добивается разрешения на аборт «в лечебных целях»; при необходимости ей есть чем оплатить путешествие в Швейцарию, где к аборту относятся снисходительно; при современном развитии гинекологии это неопасная операция, если ее делает специалист с соблюдением всех необходимых санитарных норм и с использованием обезболивающих средств, если нужно; когда такой женщине не удается получить официальное разрешение на аборт, она прибегает к чьим-нибудь известным надежным услугам; она находит нужные адреса, у нее достаточно денег для оплаты добросовестного ухода, а главное, чтобы сделать аборт вовремя, при маленьком сроке беременности; за ней будет обеспечен соответствующий уход; некоторые из этих привилегированных считают к тому же, что подобная операция полезна для здоровья и улучшает цвет лица. Совсем иная судьба у одинокой девушки, без поддержки, без средств, она в полном отчаянии, когда вынуждена прибегнуть к «преступлению», чтобы скрыть совершенный «проступок», который ее окружение ей не простит; в такой ситуации ежегодно во Франции оказываются около трехсот тысяч служащих, секретарш, студенток, работниц, крестьянок; родить же в этом случае – порок еще более ужасный, поэтому многие положению матери-одиночки предпочитают самоубийство или детоубийство, то есть ничто, никакая мера взыскания не помешает им «расстаться с ребенком». Вот банальный случай – один из многих тысяч похожих, этот рассказ приводит в своей книге «Юность и сексуальность» доктор Липманн. Речь идет об одной берлинской девушке, внебрачном ребенке, ее отец – сапожник, мать – прислуга: