Позднее в этот же день он вернулся во дворец, чтобы официально сдать полномочия. По прихотливому замыслу Болдуина, его первейшей обязанностью было произнести следующие слова: «Малкольм Макдональд, эсквайр, приводится к присяге перед Тайным советом». Новый премьер-министр назначил 34-летнего сына своего предшественника министром колоний: впервые с начала столетия отец и сын, по примеру Джозефа и Остина Чемберленов, заседали в одном кабинете министров. «На нем плохо сидит пиджак», — уподобляясь королю, заметил гордый отец.

Усталый, но довольный король снова ввел в действие обычное летнее расписание — Кауз, Сандрингем и Балморал. На сей раз, однако, «Британия» не смогла завоевать первый приз, и король решил, что она больше не будет участвовать в гонках. Во время его пребывания в Сандрингеме полученные из Форин оффис телеграммы испортили королю настроение и побудили его вызвать к себе нового министра иностранных дел Сэмюэля Хора. «Мы обсудили с ним итало-абиссинский вопрос, который является очень серьезным, — записал он, — а также дурацкий круиз на яхте, который Дейвид собирается совершить по Средиземноморью». Несмотря на нависшую угрозу войны, капризы принца продолжали беспокоить отца.

Балморал, однако, принес долгожданный отдых, к тому же его скрасило появление в семейном кругу двух новых невесток. Всегда преданный королеве, король, как настоящий мужчина, был чувствителен к женскому обаянию. «В поведении красавицы нет ничего удивительного», — такой вывод он сделал на последнем вечернем приеме своего царствования. Король уже был слишком слаб, чтобы во время охоты самому подкрадываться к добыче, однако, по выражению Черчилля, ее «к нему пододвинули», и, прежде чем суверен в последний раз в жизни отправился из Шотландии на юг, верный олень успел исполнить перед ним свой долг.

Вернувшись в Сандрингем за фазанами, король 14 ноября принял участие в своей последней охоте: он добыл около тысячи птиц. В этот день также проходили всеобщие выборы. И хотя Болдуин потерял 79 мест, национальное правительство все еще сохраняло прочное большинство в 245 мандатов. «Его команда хорошо сыграла в этом контрольном матче, — отмечал Уиграм, — и нет сомнения, что капитан правильно определил момент окончания подачи». Лейбористы, однако, отыгрались на Макдональде, который в графстве Дарем потерпел сокрушительное поражение от Эмануэля Шинвелла. Но король заявил Макдональду, что тот все равно должен остаться в правительстве. «В противном случае он был бы очень расстроен и опечален», — писал Макдональд после состоявшейся 19 ноября беседы с королем. «Не рассчитывает прожить больше пяти лет, и, поскольку я его, наверно, переживу, смерть короля освободит меня от данного обещания». Сам донельзя уставший душой и телом, Макдональд подчинился суверену, оставшись в должности лорда-председателя Совета, и без особого желания стал распускать слухи, что подыскивает себе подходящий избирательный округ.

Хотя в ноябре 1936 г. королю исполнилось семьдесят лет, немногие считали, что он процарствует хотя бы еще лет пять. В эти осенние месяцы Болдуину казалось, что король уже «пакует чемоданы и готовится к отъезду». Менсдорф, гостивший в Сандрингеме в середине ноября, также писал: «Когда король стоит, он напоминает мне императора Франца Иосифа в последние годы его жизни». Это было печальное сравнение — австрийский император скончался в восемьдесят шесть лет. Есть свидетельство, будто король чувствовал приближение конца. Когда канадское правительство неофициально запросило согласие на назначение брата королевы лорда Атлона следующим генерал-губернатором, король выступил против. Ему уже немного осталось, пояснил он, и поэтому он хочет, чтобы Атлоны остались в Англии и хоть как-то смогли утешить его одинокую вдову.

Как отмечал Доусон, после напряжения, вызванного юбилеем, сужение артерий в мозгу короля заставляет его спать весь день, даже за столом. А вот ночь не приносила ему отдыха, и сестра Блэк, оставшаяся при нем после тяжелой болезни 1928–1929 гг., в три часа ночи часто давала ему кислород, чтобы уменьшить беспокойство. «Короля очень тревожит итальянская ситуация, — писал 27 ноября Макдональд. — Никогда не видел его в таком нервном состоянии: говорит, что не может из-за этого спать».

3 декабря смерть сестры принцессы Виктории принесла королю новые страдания. Впервые он пренебрег своими общественными обязанностями и не стал открывать заседание нового парламента. Тем не менее не прекращающийся поток красных чемоданчиков не оставлял без внимания. Как раз перед Рождеством ему пришлось председательствовать при смене министра иностранных дел. Проезжая через Париж в Швейцарию, где намеревался провести отпуск, Хор вместе с французским министром иностранных дел Лавалем разработал весьма недостойный план, по которому Италию следовало умиротворить 60 тыс. квадратных миль абиссинской территории. Это так возмутило общественное мнение, что кабинет вынужден был его дезавуировать, а Хор 18 декабря ушел в отставку. Король сразу же поручил Уиграму написать отставному министру великодушное письмо с выражением сочувствия. А когда Хор прибыл во дворец, чтобы официально сдать полномочия, король тактично свернул беседу на их общее хобби. «Теперь, когда Вы свободны, — заявил он, — у Вас стало больше времени для охоты. Приезжайте в Норфолк — настреляете много вальдшнепов». После этого король уехал, чтобы провести Рождество в Сандрингеме. Тем не менее он и там не смог сбросить с себя бремя ответственности. 23 декабря для вручения полномочий к нему вызвали Антони Идена. Двадцать шесть лет спустя Иден опубликовал воспоминания об этой аудиенции, в которых процитировал короля: «Я сказал Вашему предшественнику: „Вы знаете, что говорят — не надо больше возить уголь в Ньюкасл[162] и не надо пускать Хора в Париж“. Бедняга даже не засмеялся».

Вполне может быть, что король в этой беседе действительно повторил ту bon mot,[163] которая уже и так сделалась популярной в обществе. Однако совершенно невероятно, чтобы в столь тяжелый для Хора момент он сказал ему в лицо нечто подобное, а потом еще и посмеялся над ним за отсутствие чувства юмора. Сочувственное письмо короля и собственное свидетельство Хора об их прощальной аудиенции еще больше ставят под сомнение это «воспоминание» Идена. Как известно, короли притягивают к себе легенды, однако от такой его память все-таки следует охранять.

Рождественское радиообращение, прочитанное королем сильно ослабевшим за последний год голосом, снова тронуло сердца людей. Король говорил подданным об их и своих радостях и горестях; было также особое обращение к детям и последнее благословение патриарха. Очередная пытка кончилась, но его ослабевшее здоровье позволяло предаваться лишь самым простым удовольствиям. «Смотрел, как купают моего внука Кентского», — с удовольствием записал он. Король ездил по поместью на толстом маленьком охотничьем пони, посадил перед домом кедр, наблюдал за тем, как его жена приводит в порядок принадлежавшую королеве Александре коллекцию работ Фаберже, вернувшуюся в Сандрингем после смерти принцессы Виктории. Тем не менее он так и не перестал заботиться об окружающих. Отдав Королевский павильон в Олдершоте в распоряжение недавно поженившихся Глостеров, он потрудился написать письмо невестке, выразив надежду, что там им будет достаточно тепло.