в форменном ярко-красном костюме и узких очках для чтения. Преодолев свою обычную стеснительность, в течение десяти минут расспрашиваю ее о ценах на путешествия по Латинской Америке, расписании рейсов и условиях проживания. Напоследок проникновенно выражаю благодарность, клятвенно обещаю купить тур парой недель позже и ухожу, сопровождаемый подозрительным взглядом поверх очков. На улице никого нет.

Путаными улочками выхожу к древнему зданию парламента. На мосту порывы ветра обдают лицо прохладным облаком брызг от фонтанов. В просторном, мощенном брусчаткой внутреннем дворе парламента течет обычная жизнь: группы туристов суетливо снуют туда-сюда, на лавочках чинные старички в отглаженных костюмах и при галстуках, опираясь на трости, ведут неторопливые беседы.

Через узкие крепостные ворота направляюсь в сторону железнодорожного вокзала. На ходу решаю срезать путь и выхожу на набережную одного из бесчисленных каналов. Здесь, в двух шагах от центра, царит новый стиль строительства. Панельные стены одно- и двухтажных особняков покрыты граффити — надписями, нанесенными аэрозольными красками. В любое время суток здесь малолюдно. Навстречу изредка попадаются группы цветных подростков, от контактов с которыми хочется уклониться.

За спиной слышится мягкий звук двигателя, и меня догоняет вишневый «фольксваген-пассат». Неторопливо выбравшись из машины, кучерявый спортивного вида водитель вежливо спрашивает у меня, как быстрее проехать к железнодорожному вокзалу. Я поворачиваюсь к нему боком, чтобы показать, куда следует ехать. В этот момент у меня в голове мелькает какое-то смутное воспоминание, но додумать мне не дают. От удара по затылку в глазах вспыхивают желтые звезды, которые рассыпаются многоцветным праздничным салютом и свет меркнет.

* * *

Сознание возвращается толчком, и я даже не успеваю сообразить оставить глаза закрытыми, тем самым выгадав время на размышления. Я сижу в глубоком кресле в незнакомой комнате. За окном невесело покачиваются ветки дерева и видна глухая, без окон, стена соседнего дома.

Напротив, мусоля незажженую сигару — видимо, он пытается бросить курить — сидит Ван Айхен и равнодушно разглядывает меня. Голова гудит, и я не особенно удивляюсь его спокойствию. У двери развалились на стульях двое молодцев в опрятных костюмах, каждый килограммов под девяносто весом. Одного из них, с коротко стриженными вьющимися каштановыми волосами, я мельком видел у Института проблем развития и более близко познакомился всего пару часов назад, когда он бил меня по голове. Другой — коротко стриженный мулат, который с точки зрения физических кондиций выглядит еще менее утешительно. Искоса глянув на них, осторожно шевелю руками и обнаруживаю, что они не связаны и не закованы в наручники.

Мой взгляд останавливается на субтильном человечке, который скромно сидит в углу, подобрав ноги и сложив руки на коленях. Полностью разбитый и проигравший, я интересен противникам не более прошлогодней высохшей травы. Но Азат смотрит на меня остановившимся взглядом убийцы, который перебирает в голове подходящие к моменту способы умерщвления жертвы.

Ван Айхен вытаскивает сигару из своего мясистого рта и, тыча ее обслюнявленным конном в мою сторону, неторопливо спрашивает кучерявого:

— Полиция за ним следила сегодня?

— Да, одной группой. Но потом они заметили нас и отстали. Чудесно. Я в который раз перехитрил самого себя. Люди Сибилева давно в Москве, а полиция решила не светиться перед Ван Айхеном. В результате я остался без прикрытия вообще. Славно.

Ван Айхен приходит примерно к тем же выводам, что и я.

— Вот видите, вы никому не нужны. Ну да ладно, не об этом речь. Не буду тратить времени на предисловия и пустые обещания. Вы профессионал и отдаете себе отчет в том, что живым вы отсюда не выйдете ни при каких обстоятельствах. Собственно говоря, выбору вас весьма ограничен: отойти в мир иной относительно безболезненно или после долгих, поверьте, очень долгих мучений. Более того, могу обещать, что если мы договоримся, ваше тело не исчезнет бесследно. Оно будет обнаружено полицией и передано родственникам.

— Родственникам? Вот уж утешил, так утешил.

Это я бормочу себе под нос, но мой собеседник обладает прекрасным слухом.

— Зря иронизируете: далеко не всем так везет. Многие люди вашей профессии исчезают безо всякого следа. Мы знаем, кто вы. Вопрос же, который нас интересует, сводится к тому, зачем вы здесь находитесь.

— Это вас надо спросить, зачем я здесь.

— Не паясничайте. Говоря «здесь», я имел в виду Голландию, а не этот дом.

— Я работаю в научно-исследовательском институте, и…

— Хватит, понятно. Когда вы узнали, что один из ваших людей работает на нас?

— Сотрудник нашего института? Работает на вас?

Ван Айхен по-прежнему невозмутим, кажется, его никак не задевают бессмысленные ответы.

— Почему вы здесь? Вас ведь должны были отправить в Москву?

— Я уезжаю через три дня. Мне почему-то не продлили регистрацию.

Ван Айхен кивает, как будто счастлив от услышанного.

— Вы раскрыли нашего человека?

— Я опять вас не понимаю.

Давая идиотские ответы на вопросы Ван Айхена, не могу оторвать глаз от Азата. Он все так же оценивающе-непроницаем. Перехватив наш обмен взглядами, Ван Айхен сухо замечает:

— Можете на него не пялиться. К смерти Джой он не имеет отношения. Впрочем, вас это не касается. Ответьте мне только на один вопрос: где наш человек?

— Если он ваш, сами за ним и следили бы.

Большой смелости для таких ответов не требуется: что ни скажи этому мордатому джентльмену, финал будет один.

— Что вы знаете о том деле, к которому мы привлекали вашего коллегу? Он заговорил? Успел вам что-нибудь рассказать?

— Нет, его задержали в самолете. Он молчал. Но в Москве заговорит.

Ван Айхен с сомнением смотрит на меня, но ничего не говорит. По-моему, он разочаровался во мне как собеседнике.

— Послушайте, я говорю правду. Я представления не имею, о чем вы спрашиваете.

Ван Айхен разглядывает меня, задумчиво покачивая головой. Пока он задает конкретные вопросы, остается призрачная надежда выбраться отсюда живым. Но если решит подвести итог… Все! Ван Айхен неторопливо произносит:

— Вы нам создали много, очень много проблем. Честно говоря, я вас недооценил. Ну что ж, у меня все.

И встает.

— Подождите, что вы хотите делать?

Голос мой дрожит, но Ван Айхен направляется к двери. Его подручные неторопливо поднимаются со своих мест.

— Подождите, не надо!

От моего визгливого крика все трое вздрагивают и Ван Айхен на мгновение останавливается. Я ползу за ним на коленях, подвывая и пытаясь поцеловать ему руки. В свое время обдумывая на досуге выходы из аналогичной ситуации, я выбрал именно такой тип поведения. Тогда я не был уверен, что смогу пройти через подобное, даже и для спасения своей жизни. Мне казалась отталкивающей сама мысль о неизбежном