Тертулиано Максимо Афонсо, положив перед собой одно из писем, которое когда-то прислала ему Мария да Пас, и немного поупражнявшись, чтобы набить руку, как можно старательнее изобразил ее простую, но изящную подпись. Он сделал это исключительно для того, чтобы выполнить ее детское и немного грустное пожелание, а вовсе не потому, что искусная фальсификация могла бы придать большую достоверность документу, который, как мы уже знаем, вскоре исчезнет из нашего мира, став пеплом. Хочется сказать, столько трудов, и все зря. Письмо уже положено в конверт, марка приклеена на нужное место, осталось только выйти на улицу и опустить его в ящик. Сегодня воскресенье, и почтовый фургон не будет забирать корреспонденцию, но Тертулиано Максимо Афонсо стремится как можно скорее избавиться от этого письма. Пока оно здесь, ему кажется, что время остановилось, будто на пустой сцене. Столь же нервное нетерпение испытывает он и при виде разложенных на полу кассет. Он хочет освободить место, уничтожить следы, первый акт закончен, пора менять декорации. Он больше не будет смотреть видеокассеты и тревожно спрашивать себя, играет ли Даниел Санта-Клара в этом фильме, играет ли в том, есть ли у него здесь усы, прямой ли пробор, он перестанет ставить крестики перед фамилиями актеров, время головоломок прошло. И тут он вспомнил о своем первом звонке первому Санта-Кларе из телефонной книги, на который никто не ответил. Попробую позвонить еще раз, подумал он. Если ему ответят и если окажется, что Даниел Санта-Клара живет именно там, то письмо, стоившее ему таких умственных усилий, окажется совершенно ненужным и его можно будет порвать и бросить в корзину, где уже лежат обрывки черновиков, с помощью которых он нашел путь к окончательному варианту. Он чувствовал, что ему нужна передышка, небольшой отдых, хотя бы одна-две недели, пока не придет ответ из кинокомпании, пауза, во время которой он мог бы жить так, будто никогда не видел фильма «Упорный охотник подстрелит дичь», не видел дежурного администратора, но при этом знать, что кажущемуся спокойствию и иллюзорной безмятежности скоро придет конец, в урочный час занавес неумолимо поднимется и начнется второй акт. Но он понимал также, что если сейчас снова туда не позвонит, то уже никогда не сможет отделаться от мысли, что струсил, отступил в поединке, на который его никто не вызывал, в который он ввязался по своей собственной воле. Разыскивать человека по имени Даниел Санта-Клара, который и не подозревает о том, что его кто-то разыскивает, вот та абсурдная ситуация, которую создал Тертулиано Максимо Афонсо, это больше подходит для детективного романа с неизвестным преступником, чем для размеренной жизни учителя истории. Оказавшись перед дилеммой, он заключил соглашение с собой самим: позвоню еще раз, если окажется, что он там живет, я выброшу письмо и подожду, потом решу, буду с ним говорить или нет, а если мне не ответят, то я отправлю письмо и никогда больше не буду туда звонить, и будь что будет. В этот миг чувство голода, которое он испытывал до сих пор, сменилось нервной дрожью в области желудка, но решение уже принято, теперь ни шагу назад. Он набрал номер, раздались гудки, по его лицу медленно потек пот, гудки не прекращались, было ясно, что там никого нет, но Тертулиано Максимо Афонсо бросил вызов судьбе, он предоставляет своему противнику последнюю возможность, он положил трубку только тогда, когда гудки прекратились сами собой, поскольку телефон автоматически отключился. И он почувствовал себя очень спокойно, чего с ним давно не было. Время его отдыха началось, теперь он может пойти в ванную, не торопясь побриться, привести себя в порядок, тщательно одеться, воскресенья обычно бывают такими тоскливыми, скучными, но иногда они приносят удачу. Завтракать уже поздно, час обеда еще не настал, надо как-то провести время, может быть, пойти купить газету, а потом просмотреть конспект завтрашнего урока, а еще прочитать несколько страниц из «Истории месопотамских цивилизаций», и тут где-то в потаенном уголке его памяти вспыхнул свет, и он вспомнил один из своих снов, тот, где человек, тащивший на спине каменную плиту, сказал: я аморей, вот было бы здорово, если бы та плита оказалась знаменитым сводом законов царя Хаммурапи, а не просто камнем, в конце концов, это логично, чтобы историки видели исторические сны, не зря же они изучают историю, а вот того, что каменная плита на спине аморея заставила его вспомнить, что он уже целую неделю не звонил своей матери, не смог бы, пожалуй, объяснить даже самый искушенный толкователь снов, если мы, конечно, полностью исключим то злонамеренное, недостойное и слишком легкое толкование, согласно которому Тертулиано Максимо Афонсо в тайниках своей души и не смея себе в том признаться ощущал свою родительницу тяжелым камнем. Бедная женщина, живет так далеко и так редко получает от него весточку, и при этом относится к сыну очень деликатно, уважительно, вы только подумайте, он преподаватель гимназии, она сама решается позвонить ему лишь в исключительном случае, чтобы не помешать его занятиям, которые намного выше ее понимания, какое-то образование у нее, правда, тоже есть, когда-то в детстве она тоже учила историю, хотя и никак не могла взять в толк, как можно научить кого-то такому предмету. Когда она, сидя за школьной партой, слушала учительницу, рассказывающую о событиях прошлого, ей казалось, что все это выдумки, фантазии, и если такое дозволено учительнице, то может быть дозволено и ей, иногда она ловила себя на том, что фантазирует по поводу своей собственной жизни. То, что события прошлого изложены в книгах, не могло изменить ее мнения, это все фантазии людей, их написавших, она не видела большой разницы между историческими сочинениями и романами. Мама Тертулиано Максимо Афонсо, чье имя, Каролина, и фамилия, Максимо, наконец-то появились в нашем повествовании, была прилежной читательницей романов. И поэтому она знает, что телефон может зазвонить после долгого, мучительного ожидания, когда уже потеряна всякая надежда, но сейчас до этого еще не дошло, не успела она подумать: когда же мне позвонит мой сын, и вот она уже слышит его голос. Добрый день, моя уважаемая сеньора матушка, как вы поживаете. Хорошо, как обычно, а ты. Я тоже. У тебя было много работы в школе. Как всегда, письменные контрольные, устные ответы, учительские собрания. А когда в этом году заканчиваются занятия. Через две недели, потом еще неделю я буду принимать экзамены. Значит, не пройдет и месяца, как ты приедешь ко мне. Конечно, но только дня на три-четыре. Почему так мало. Мне надо завершить одно дело, придется похлопотать. Какое дело, какие хлопоты, ведь школа закроется на каникулы, а каникулы существуют для того, чтобы люди отдыхали. Не беспокойтесь, я отдохну, но мне надо еще кое-чем заняться. А это что-то серьезное. Думаю, да. Я не понимаю, это действительно серьезно или ты только так думаешь. Я просто неточно выразился. Это связано с твоей приятельницей, Марией да Пас. И с ней тоже, в какой-то степени. Ты напоминаешь одного персонажа из книги, которую я теперь читаю, там есть женщина, она тоже на все вопросы всегда отвечает вопросом. Однако в нашем разговоре вопросы задает только мама. С моей стороны прозвучал один-единственный вопрос, как вы поживаете. Но ты говоришь как-то уклончиво, даже не знаю насколько, раньше у тебя не было от меня тайн. Не сердитесь, мама. Я не сержусь, но мне странно, почему ты не приедешь сразу после начала каникул, прежде такого не случалось. Потом я все расскажу. Ты собираешься совершить путешествие. Опять вопрос. Да или нет. Если бы собирался, не стал бы скрывать. Ты сказал, что к твоим делам имеет отношение Мария да Пас. Особенного отношения не имеет, вы меня не так поняли. Ты снова хочешь жениться. Что за идея, мама. Ты, может быть, должен. Теперь люди женятся очень редко, как вы, наверное, знаете из романов. Я не настолько глупа и понимаю, в каком мире живу, но я считаю, что ты не имеешь права подавать девушке напрасные надежды. Я не обещал ей жениться или хотя бы жить вместе. Ты не знаешь женщин, для нее отношения, которые продолжаются уже шесть месяцев, это как обещание. Согласен, я не знаю женщин вашего времени. И плохо знаешь женщин своего времени. Возможно, у меня не очень большой опыт, я всего один раз женился и один раз развелся, прочее не считается. Но у тебя есть Мария да Пас. Ну и что. Ты даже не понимаешь, как ты жесток. Жесток, какое высокопарное слово. Знаю, звучит как в дешевом романе, но есть много видов жестокости, иной раз она прикидывается равнодушием или легкомыслием, смотри, не принятое вовремя решение может стать орудием психологической агрессии. Я всегда знал, что моя мама хороший психолог, но не думал, что до такой степени. Психологии я не знаю, никогда ею не занималась, а вот в людях я немного разбираюсь. Мы поговорим об этом, когда я приеду. Не заставляй меня ждать слишком долго, теперь у меня не будет ни одного спокойного дня. Не надо принимать все это так близко к сердцу, в нашем мире в конце концов все находит свое решение. Иногда самое худшее. Такого не случится. Будем надеяться. Целую вас, мама. А я тебя, сынок, береги себя. Хорошо. Тревога матери и следа не оставила от лучезарного настроения, в которое пришел Тертулиано Максимо Афонсо после звонка к не оказавшемуся дома Санта-Кларе. Говорить ей о серьезных делах, которыми он должен заняться после начала каникул, было непростительной ошибкой. Правда, потом разговор перешел на его отношения с Марией да Пас, но слова его матери: иногда самое худшее, когда он сказал, чтобы ее успокоить, что в нашем мире все в конце концов находит свое решение, казались ему теперь фатальным прорицанием бед, как если бы на месте его матери, сеньоры по имени Каролина, на другом конце провода находилась Сивилла или Кассандра, предупреждающая его: ты еще можешь остановиться. В какой-то момент ему захотелось сесть в машину, проделать пятичасовой путь до маленького города, где живет его мать, рассказать ей все и вернуться с легкой душой, очищенной от болезненных миазмов, к своей работе преподавателя истории, который очень мало интересуется кино, перевернуть эту странную страницу своей жизни и даже, может быть, серьезно подумать о женитьбе на Марии да Пас. Les jeux sont faits, rien ne va plus,[4]сказал вслух Тертулиано Максимо Афонсо, он ни разу в своей жизни не был ни в одном игорном заведении, но когда-то прочитал несколько знаменитых романов так называемой Прекрасной эпохи. Он положил письмо, адресованное кинокомпании, в карман пиджака и вышел. Он забудет опустить его в почтовый ящик, пообедает где-нибудь в городе и вернется домой, чтобы до последней капли испить горечь этого воскресного вечера.