Русские военные агенты давно били тревогу по этому поводу:

Так, еще в марте 1907 года военный агент в Болгарии, полковник Леонтьев, настоятельно предлагал: «…Необходимо ввести взаимное извещение о полученных номерах, так как некоторые донесения посылаются почтой, где пропажи составляют обычное явление, да и телеграммы не всегда доставляются по адресу…».

Русский морской агент в Америке указывал, что «почтмейстеры в Париже, Бухаресте, Галаце, Берлине и т. п. состоят на огромном жалованье у министерства внутренних дел…». И другой убийственный пример:

Военный агент в Австро-Венгрии, узнав, что австрийцы читали его и Генерального штаба шифрованные телеграммы и, следовательно, находились в курсе русских агентурных секретов, писал: «…Вот уже месяц, как я стал получать письма от неизвестных авторов и визиты подозрительных лиц. № 25-й, с которым я несколько раз встречался в обществе, тщательно меня избегает… Боятся вступать со мной в разговоры и все офицеры ниже генеральского чина…»[49].

9. Рано утром 13/26 июля в Ловране была объявлена мобилизация. Это был ясный ответ на все вопросы и сомнения.

Вечером того же дня по Фиуме (нынешней Риеке) распространились слухи о мобилизации в Сербии. На другой день в городе начались аресты сербских чиновников и адвокатов; остальным сербам было предложено покинуть Фиуме[50].

10. Я оставил мой большой багаж в отеле «Royal» в Фиуме…

В 1914 году в Фиуме было 20 отелей («Royal» располагался в городском квартале Корзо; в настоящее время в этом здании универмаг «Karolina Rijenka»). В то же время в Опатии, втором туристическом центре Австро-Венгрии после Карловых Вар, было 13 отелей, тогда как в Аграме (Загребе) — всего три.

11. В 2 часа пополудни стало известно, что Вена телеграфировала в Ниш об объявлении войны…

О ситуации в городе на тот час есть свидетельство мемуариста Д. Лончаревича:

На следующий день, в четверг, 28 июля, Землин был словно вымерший. Не получив из Вены ответа, я бесцельно бродил по городу. И тут застал совершенно безобразную картину. На углу Господского переулка я и еще четверо-пятеро прохожих случайно оказались свидетелями провозглашения чрезвычайного положения. Эта средневековая процедура вызвала у меня отвращение, и я ускорил шаги, чтобы быстрее освободиться от ужасного впечатления[51].

12. …сербские военные власти решили не защищать Белград, считая его открытым городом.

На самом деле, это была инициатива самого Н. Пашича. По свидетельству очевидца, получив в Нише телеграмму об объявлении Сербии войны, он заявил:

Если на самом деле дойдет до войны, Белград некоторое время будет обороняться для вида, а потом сдан[52].

13. Сам сейф я оставил в своей квартире под надзором капитана Верховского и моего денщика, солдата гвардейского полка…

Артамонов, по сути, признается в грубом нарушении инструкции Генерального штаба, запрещавшей военным агентам хранить секретные сейфы в своих квартирах. Очень похоже, что и посланник Н. Г. Гартвиг был отнюдь не заинтересован в соблюдении этого предписания. Из работы К. Звонарева мы узнаем, что такая халатность была в российских посольствах привычным явлением.

Военный агент в Швейцарии в декабре 1910 года сообщил в Генеральный штаб, что из подслушанного разговора двух германских дипломатов он понял, что немцы в русском посольстве в Берлине имеют своего агента по фамилии Рехак. Генеральный штаб запросил мнение военного агента в Берлине по этому вопросу. Ответ последнего раскрыл кошмарную картину безалаберности, беззаботности и халатности царских чиновников.

Он доносил, что Юлиус Рехак действительно служил около 20 лет в русском посольстве в должности старшего канцелярского служителя. В его обязанности входили уборка помещения канцелярии посольства, покупка и выдача канцелярских принадлежностей, отправка почты, заделка курьерской почты, сдача и получение этой почты на вокзалах и пр. Кроме того, Юлиус, как его называли в посольстве, являлся комиссионером по каким угодно делам. Осведомленность его была поразительна. Во всех учреждениях и заведениях Берлина у него имелись «задние ходы».

Ясно, каким удобным для русской беззаботности человеком являлся Юлиус. Для того чтобы чины посольства и «высокие путешественники» еще более ценили Юлиуса, германские власти вообще и полиция в особенности помогали Юлиусу во всем. Он мог достать билеты на железную дорогу или в театр, когда они уже были распроданы, получить беспошлинно с таможни вещи или переслать их и т. д.

Когда военный агент поинтересовался у первого секретаря посольства, как они не боятся держать исключительно немецкую прислугу вообще и такую личность, как Юлиус, в особенности, тот с грустной улыбкой бессильного человека ответил: «Это невозможно. Если мы уволим Юлиуса, то германское министерство иностранных дел нас за это Ведь мы его с поличным еще не поймали…».

У Юлиуса были ключи от помещения канцелярии посольства. Когда происходила уборка, а также ночью все шкафы посольства находились в его распоряжении. В посольстве имелось несколько хороших шкафов с секретными, но не шифрующимися замками. Ключи от этих шкафов находились в заделанной в стене кассетке, которая открывалась простым ключом. Потом ключи переложили в один из секретных шкафов. Однако вскоре у этого шкафа испортился замок. Никто не знал, как быть. Юлиус сразу пригласил слесаря, ему одному известного, который, как привычное дело, открыл шкаф в одну минуту… Осенью 1909 года двое из чинов, подъезжая около 11 часов вечера к посольству, увидели ночного сторожа, стоявшего у приоткрытых ворот. Как только сторож заметил подъезжавших, он быстро шмыгнул в ворота и захлопнул их за собой. Чины посольства стали звонить, ибо своих ключей не имели. Только через порядочный промежуток времени тот же сторож с заспанным лицом открыл им дверь. «Вероятно, в канцелярии посольства шел обыск, и надо было дать время захлопнуть шкафы и скрыться», — добавляет военный агент.

Только после этого случая Юлиус был заменен бывшим русским матросом, которого немцы начали бойкотировать.

«По слухам, — пишет военный агент, — у Юлиуса образовалось уже большое состояние. Он получал жалованье 100 марок в месяц, больше этого — «на чай» за комиссионерство и контрабанду. Полагаю, однако, что главный источник его доходов — разведка… Главное управление Генштаба усмотрит из настоящего донесения еще раз, почему я упорно не хотел сдавать своих шифров и секретных дел на хранение в посольство».