Попутно можно заметить, что в тексте договора Игоря с Константинополем, в отличие от договора «Олега» 911 года, нет даты его подписания. ПВЛ датирует договор 945 годом, чему не верят даже лояльные к ПВЛ историки, так как якобы подписавший договор с византийской стороны император Роман Лакапин был отстранен от власти сыновьями годом раньше и, следовательно, в 945 году не мог подписывать какие-либо договоры. Поэтому в нашей исторической литературе иногда принято относить этот договор к 944 году. Но и эта дата ничуть не более достоверна, чем приведенная в ПВЛ. Поэтому в дальнейшем мы будем придерживаться общепринятой летописной датировки, держа в уме ее условность.

Описав военные действия по византийским источникам и приведя копию (к сожалению, не нотариально заверенную) текста договора, авторы ПВЛ вновь начали напихивать в нее отсебятину. В порядке компенсации провального рейда 941 года и для реабилитации Игоря они выдумали повторный поход на Константинополь в 944 году. Впрочем, для поднаторевших в сочинении «параллельной истории» Руси и Византии наших «летописцев» ничего особенно выдумывать нужды не было. Достаточно было повторить годом позже запись за 943 год: «Вновь пришли угры на Царьград и, сотворив мир с Романом, возвратились восвояси», — привычно заменив угров византийской хроники игоревой русью[35]. Совершив эту несложную подмену, сочинители ПВЛ больше ничем не смогли содержательно наполнить вымышленное ими событие, претендующее на то, чтобы быть исторически значимым. Потому в ПВЛ второй поход Игоря как таковой в конечном счете вроде бы состоялся, а вроде бы и нет; он не отмечен никакой конкретикой и закончился тоже ничем — византийцы якобы откупились. Может быть именно этот год на самом деле ознаменовался подписанием нового договора между Русью и Византией, но, разумеется, без всяких новых военных действий или приготовлений к ним.

Что ж, на нет и суда не было бы, кабы авторы ПВЛ со своими неуклюжими выдумками раз за разом не садились в лужу. В статье 945 года они явно перестарались с выдумыванием антуража: «Услышав об этом, корсунцы послали к Роману со словами: «Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли». Также и болгары послали весть, говоря: ««Идут русские и наняли себе печенегов»». А чуть ниже: «Игорь… повелел печенегам воевать болгарскую землю». Даже в своей собственной выдумке авторы ПВЛ не смогли толком свести концы с концами, так и не определив для себя характер взаимоотношений Игоря с печенегами. Ранее он с ними воюет сразу после заключения мира, а теперь «нанимает», что предполагает равноправный характер отношений суверенных сторон, но тут же им «повелевает» как подчиненным и зависимым. Кстати вновь о «параллельной истории» Руси и Византии. Как раз в это же самое время греки нанимали печенегов, чтобы те, нападая с тыла на венгров, ослабили бы усилившееся давление тех на северные границы Византии.

Еще одна глубокая лужа расплескивается уседними местами авторов ПВЛ в связи с выдуманным победным походом 944 года, когда неожиданно выясняется, что дружина Игоря голодна, раздета и разута. И это всего-то через год после якобы получения огромной контрибуции от Византии!

Нельзя не обратить внимания на существенный момент в приведенной выше цитате из ПВЛ. О приближении флота Игоря Константинополь извещают сначала херсонцы, а затем болгары. Значит, маршрут движения флота руси проходил вдоль северного черноморского побережья сначала мимо Херсона, а потом вдоль берегов Болгарии, то есть никак не из Киева, а от Керченского пролива, где была вероятная «военно-морская база» Игоря и где он уже успел нашкодить в Самкерце. Значит, авторы ПВЛ все-таки знали, что на самом деле Игорь предпринимал свои походы не из Киева, а из восточного Крыма? Наверняка знали, не могли не знать, раз написали такое вопреки собственной выдуманной киевоцентрической истории древней Руси, но тем не менее в соответствии с этой историей, выдуманными родословием «Рюриковичей» и сценарием их правления упорно запихивали бедолагу Игоря в Киев и в великие киевские князья.

В «Слове о законе и благодати» Илариона, самом древнем дошедшем до нас объемном письменном памятнике Киевской Руси, имя Игоря сразу появляется в уже привычной для нас форме, которая представляет собой транслитерацию его греческого написания Ίγγωρ, игнорирующую реальное произношение в среднегреческом языке с носовыми: Ингор. Наиболее естественно этот феномен объясняется тем, что имя было механически перенесено в «Слово о законе и благодати» из какого-то греческого текста, переведенного переводчиком, знавшим византийский греческий лишь «по-письменному». Во время Ярослава Мудрого и Илариона таковыми были практически все монахи-переводчики, многочисленные благодаря увлеченности Ярослава греческой книжной премудростью, но лишь наскоро обученные письменному переводу, никогда в жизни не бывавшие в Греции и никогда не видевшие и не слышавшие живых греков.

На норманистском фланге современной российской исторической науки, в наше время численно преобладающем, весьма распространено мнение, что действительным именем Игоря было скандинавское «Ингвар» (Yngvarr). Но тогда, будь это имя знакомо Илариону в своем оригинальном скандинавском произношении, в «Слове о законе и благодати» оно должно было бы появиться в форме «Ингвар» или «Ягвар». Имеющаяся же там форма «Игорь» могла родиться только как транслитерация греческого написания, и это вновь косвенно свидетельствует о том, что местная киевская традиция ничего не знала об Игоре, что киевлянин Иларион никогда не слышал его имени в произношении самих представителей «рода русского», но узнал его только из византийских документов, откуда имя и было им позаимствовано и добросовестно, в прямом смысле буквально, то есть побуквенно, скопировано. Отсутствию памяти об Игоре в местной киевской традиции вполне соответствует и предельная краткость упоминания Иларионом деда восхваляемого им крестителя Руси.

Советский фольклорист В. Пропп как-то заметил: «К наиболее древним героям русского эпоса мы должны причислить также Святогора. В отличие от Волха, образ которого забыт и о котором имеется не более 4–5 полных записей песен о его походе, имя Святогора в эпосе чрезвычайно популярно, хотя его образ также заметно стерся», из чего Пропп делает логичный вывод, что Святогор чуть моложе Волха, но древнее богатырей киевского цикла. Вероятно основываясь на этом замечании Проппа, другой исследователь русских былин С. Горюнков выдвинул весьма любопытную гипотезу о том, что историческим прототипом былинного богатыря Святогора был Игорь Старый[36]. Исходя из варианта его имени «Святигор» в самых ранних северных былинах, Горюнков предположил, что оно производно от исходного «свят-Игорь». Приняв гипотезу Горюнкова и разматывая этимологическую цепочку против вектора времени, можно заменить более позднее славянское «свят» на предшествовавший ему скандинавский эквивалент helgi, более подходящий «шведскому кагану» с именем «Ингвар». Полученный таким образом гипотетический helgi Yngvarr после естественной славянизации на киевской почве должен был в полном соответствии с законами лингвистики, слегка подправленными формальной транслитерацией Илариона, превратиться в ольга Игоря, где «ольг», уже по нашей гипотезе, — титул верховных властителей руси того периода. Затем сочинители ПВЛ превратили этого ольга Игоря начальной руси в великого князя Киевской Руси Игоря Рюриковича.