— Я понимаю, что революция без порохового дыма — неправильная революция. Не беспокойтесь, Луис; через неделю я доставлю вам оружие. Завтра я телеграфирую знакомому в Барселону. Но поторопитесь с приготовлениями. Помните: чем скорее вы все подготовите, тем лучше, Луис.

Герр Бинцер, который вначале был сама вежливость и осторожность, быстро сменил тон на неприязненный и приказной. Сеньор Эрнандес сначала превратился в Эрнандеса, а затем и в Луиса. Очевидно, теперь, когда они говорили начистоту, герр Бинцер решил, что церемонии излишни. Луис, казалось, не был особо польщен такой переменой и хотел было протестовать, но после секунды сомнений почтительно поклонился, прошептал: «Все будет сделано в самое скорое время, сеньор!» — и исчез. Герр Бинцер запер за ним дверь, и спустя мгновение Луис услышал, как щелкнул еще один замок в комнате немца. Возможно, тот прятал золото.

Спускаясь по лестнице, Луис вдруг замер: его поразила внезапная мысль.

— Интересно, — пробормотал он, — почему у герра Бинцера такие опухшие щеки. Неужто наш Хромой…

Подумав еще немного, он разразился хохотом, который эхом отозвался на старых лестницах отеля «Универсаль».

* * *

Это было 13 февраля, а четырьмя днями позже, в ту минуту, когда герр Бинцер усаживался за обеденный стол, в столовую отеля «Универсаль» вошел Луис и, наклонившись к герру Бинцеру, прошептал:

— Сеньор, все готово.

— Вы не слишком-то торопились, — отозвался герр Бинцер с прохладцей. — Я уже хотел было передумать.

Луис заметно забеспокоился:

— Сеньор, простите, задержка произошла оттого, что один из моих друзей отсутствовал. Один из главных. Если сегодня вечером вы согласитесь пойти со мной на место наших сходок, то сами увидите, какую я проделал работу.

— Никогда эти истории не обходятся без ритуалов, — усмехнулся герр Бинцер. — Неужели на Менорке нельзя было обойтись без них? Ну, где мы с вами встретимся?

— На рынке, после того как вы закончите свой обед, сеньор. Вам это будет удобно?

Герр Бинцер кивнул, и Луис скрылся.

Спустя полчаса герр Бинцер был на Пласуэла де Сан Кристобаль, где его ожидал Луис. Уже пару часов как стемнело: в этих широтах день очень резко сменяется ночью, а в феврале темнеет и вовсе в пять часов; небо, освещенное лунным светом, было бело-голубым и словно сделанным из фарфора. Ветра не было, и ни один лист не шевелился на пальмах на маленькой рыночной площади; лишь в отдалении слышался шум Средиземного моря, которое бывает безмолвно только тогда, когда наступает штиль. На востоке на фоне ночного неба вырисовывались очертания замковой крыши.

— Хорошо, что ночь лунная, — сказал Луис, низко склоняясь к своему заказчику. — Газовый завод уже неделю как не отпускает газа. Налоги так велики, что никто не делает должных отчислений. Сюда, сеньор!

Он пошел вперед, герр Бинцер — в нескольких шагах, следом, затягиваясь сигарой и чувствуя себя по обыкновению уверенно. Они шли через самые старые кварталы Маона, которые от северной части порта поднимались к подножию древнего бастиона. Улицы здесь были чуть ли в метр шириной; двери домов зияли чернотой, в которой благодаря лунному свету можно было разглядеть нижние ступени крутых лестниц, ведущих на верхние этажи. Окна, расположенные там, где их меньше всего можно было ожидать, прятались за серо-зелеными реечными ставнями, придавая всей улице сходство с тюремным коридором. Время от времени на перекрестках за ставнями обнаруживались трактиры, из которых доносилось треньканье мандолин и гул голосов; больше не было слышно ни звука; город как будто вымер.

— Да, Луис, verflucht noch mal, хорошо бы взбаламутить это болото, — сказал герр Бинцер своему спутнику.

— Мы сделаем это, — вежливо отозвался тот. — Мы почти пришли.

Две минуты спустя он открыл дверь низкого, выкрашенного в белый цвет дома, который казался таким же пустынным и вымершим, как улицы, по которым они только что шли. Дом стоял уединенно, окруженный маленьким садом, и лунный свет падал на несколько лимонных деревьев с желто-зелеными плодами и на кочаны капусты, напоминавшие в ночном свете отрубленные человеческие головы. Вокруг простирались оставшиеся после вырубки деревьев пустоши, которые никто не собирался застраивать, а дальше за домом поднималась скала, которая в свете луны приобрела серо-металлический цвет; на ее вершине возвышались изъеденные дождями и ветром стены бастиона и виднелись разинутые пушечные жерла. В прихожей Луис повернул налево и двинулся по коридору с каменным полом, по левой его стороне располагались маленькие пронумерованные двери. Луис резко остановился у той, которая была шире остальных и находилась справа, постучал пять раз и шепнул: «Это я, Луис Эрнандес». Дверь отворилась, и герр Бинцер и его проводник вошли внутрь.

Они очутились в длинной зале с оштукатуренными кирпичными стенами; в одном конце стены закруглялись, образуя подобие апсиды, которая была занавешена черной материей. Из-под ткани виднелись основания двух больших подсвечников. Еще в комнате было лишь два маленьких зарешеченных окна, выходивших в сад. Все вместе походило на тюремную молельню. Стол из неструганого дерева был принесен сюда явно специально; посредине стола возвышался трехрукий канделябр с коптящими свечами, а вокруг стола стояли шесть человек, силуэты которых герр Бинцер неясно различал в полутьме. Впрочем, трое из них сразу обратили на себя его внимание. Первый был ухмыляющийся горбун с паучьими ногами, высоким лбом и безбородым лицом. Ему можно было дать лет сорок, и он удивительно походил на портного, которого герр Бинцер знавал еще в Гамбурге. При появлении герра Бинцера он искательно улыбнулся и низко склонил свою яйцеобразную голову. Второй был толстый, широкоплечий, с черной бородой, которая закрывала половину его лица и сквозь которую время от времени, словно пена темного морского прибоя, сверкали зубы. Его взгляд был столь же холоден и мрачен, сколь вкрадчив и льстив взгляд горбуна. Бородатый лишь слегка кивнул головой в знак того, что заметил появление герра Бинцера, и герр Бинцер, который обладал не менее заносчивым нравом, сразу проникся к нему искренней неприязнью. Однако когда взгляд герра Бинцера обратился на его соседа, чувство неприязни сменилось испугом. Рядом стоял молодой еще человек, лицо которого было так бледно и бесплотно, что скорее походило на лицо мертвеца, чем живого человека; глаза были глубоко посажены и горели огнем, который можно было приписать и энтузиазму, и ненависти, и алчности. Молодой человек был в черных одеждах, и когда он быстро шагнул в круг света, герр Бинцер с удивлением обнаружил, что это монашеская ряса, почему-то обрезанная на уровне колен.

Луис закрыл дверь, сделал шаг навстречу своим друзьям и театральным жестом указал на герра Бинцера:

— Товарищи, я имею честь представить вам моего великодушного друга. Благодаря ему мы можем надеяться на скорейшее осуществление наших планов: тиран будет повержен и несчастная Менорка станет свободной! Товарищи, это — герр Бинцер из Франкфурта, он сражался за дело свободы в Америке, так же как здесь за него сражаемся мы. Если бы не вынужденные меры предосторожности, я бы попросил всех крикнуть «ура» в честь нашего бескорыстного друга. Но вместо этого я лишь прошу позволить мне представить вас герру Бинцеру, чтобы потом мы сообща могли обсудить наши грандиозные планы. Герр Бинцер, вы видите перед собой бесстрашных людей, которые, как и я, поклялись спасти отечество от унижения. И в первую очередь я бы хотел представить вам трех из них: именно они возглавят наше предприятие вместе со мной.