На сей раз действительность превзошла все ожидания. Перед ней был сильный, открытый, красивый и явно влюбленный и не скрывающий этого мужчина, и она не испытывала и тени смущения. Все шло как надо. Все было прекрасно. Антон подхватил ее сумку, и они поднялись на яхту. Иллюминаторы двух кают, на юте и в средней части судна, были зашторены, а рубка и верхняя палуба погружены в легкий серебристый утренний туман.

— Погода портится? — спросила с опаской Алена.

— Узнаю москвичку! — засмеялся он. — Эти ваши вечные опасения, что солнце скроется, а муравейник закроется… Нет, Алена, просто еще очень рано. Но погода будет просто отличная. Я обещаю. Ты не завтракала?

— Нет, конечно. Я еле проснулась. Такая рань не для меня. Я вообще-то сова.

— Тогда пройдем на камбуз, я тебя ждал и приготовил вот только что крепкий кофе и гренки с сыром. Чувствуешь аромат?

— Еще бы! Мне уже даже есть захотелось. Наверное, это морской воздух так действует.

— Да, и способствует здоровому образу жизни. Здесь даже курить не хочется, хотя и можно. Это вечная проблема в Лос-Анджелесе. Тут все помешались на запрете курения, мне иногда это страшно мешает. Работа у меня, как ты понимаешь, нервная. Кому, как не врачам, знать о вреде курения, но почему-то мы почти все курим. А ты?

— Иногда. Под настроение. Но здесь и в самом деле не хочется.

— Пойдем, я сначала покажу тебе твою каюту, а потом — кофе.

Они прошли через кормовую каюту, небольшую, но очень уютную, и Антон показал ей кают-компанию, обставленную шкафами из светлого дерева, с выложенным отбеленными досками полом, покрытым индейским ковром ручной работы. Были там и мягкие удобные диваны с пестрыми этническими подушками, и круглый небольшой стол. На полках шкафов вперемежку лежали книги, какие-то немыслимые раковины, морские старинные приборы, сверкающие начищенной медью, назначения которых Алена не знала.

Позавтракав, она пошла переодеться в купальник, чтобы позагорать на верхней палубе. Яхта уже отчалила от пирса и устремилась по синей глади к розовеющему горизонту. Туман уже рассеялся, и солнце обрушилось на палубу внезапно, но так яростно, что даже легкий ветерок не остужал его горячих лучей. Это было великолепно. Вот так, растянувшись, лежать в шезлонге и отдаваться солнцу, океану, наполненному запахом йода воздуху и… грезам. «Можно! — сказала себе Алена. — Здесь можно все!»

— Смотри не обгори, — услышала она голос Антона.

Он стоял, склонившись над ней, и держал в руке флакончик с маслом для загара.

— Ой! Я и забыла!

— Ты позволишь намазать тебе спину?

— Конечно. Даже попрошу об этом.

Она встала, он разложил кресло так, чтобы можно было лечь, и Алена опустилась на это пружинящее ложе, распустив на спине бретельки от лифчика. Ее обнаженная кожа вдруг покрылась мурашками в предвкушении его прикосновений.

— Замерзла? — тихо сказал он, положив ладони на ее плечи.

— Нет… просто…

— Ничего не говори, просто наслаждайся. Он нанес пахнущее миндалем масло на ее спину и принялся его втирать нежными круговыми движениями. От его рук, как показалось Алене, исходили поистине волшебные флюиды. Каждая ее клеточка вибрировала, а он гладил ее плечи, постепенно спускаясь все ниже, пока не дошел до плавного изгиба ее талии. Его руки немного задержались, будто в раздумье, но она вся подалась к нему, и его пальцы скользнули под бикини, слегка приспустив узкую полоску трусиков, обнажая ее непокрытые загаром ягодицы.

— Ты здесь такая светлая… Не хочешь, чтобы загар был везде ровным? — прошептал он. В его голосе почувствовалось мимолетное смущение и сдерживаемая страсть.

Она только чуть слышно простонала в ответ. Антон расценил это так, как она и хотела. Он осторожно спустил ее купальник, нанес масло на упругие ягодицы, на ноги, массируя их. А потом, когда напряжение стало почти невыносимым, он принялся дразнить кончиками пальцев шелковистые завитки на ее лобке. Она извивалась и стонала все громче. Он просунул руку ей под живот и притянул ее к себе, давая больше пространства. Его пальцы переместились ниже и обнаружили скользкое блаженство. Алена буквально истекала чувственным соком, как перезревший экзотический плод.

— Я хочу тебя ласкать так, чтобы ты забыла все на свете, ты так прекрасна… — прошептал он, касаясь губами ее шеи, отводя в сторону спутавшиеся волосы. Она откинула назад голову и повернулась к нему лицом. Антон провел губами по ее дрожащим губам, словно вкушая их аромат, их сладость. И когда створки ее губ приоткрылись и впустили его нетерпеливый язык, он скользнул пальцем глубоко внутрь ее. Это вторжение заставило ее вскрикнуть, а все ее мышцы напряглись. Он дал волю чувствам, в которых сливались воедино внимание к ней, страсть, несказанная радость от того, что он доставляет ей такое наслаждение. Антон почти благоговейно прикасался к ее набухшим соскам, а она, отбросив стыдливость и все остальные чувства, отдалась страсти. Он настойчиво подводил ее к самому пику наслаждения, продлевая ее сладкие муки, и с началом первых спазмов резко погрузил палец внутрь ее тела, почувствовав, как его захватывают ритмично сжимающиеся тиски. Он держал ее в своих объятиях, пока не спали эти пульсирующие волны. На глазах ее выступили слезы восторга и благодарности.

— А ты? — спросила она дрогнувшим голосом.

— У нас впереди еще так много времени, дорогая. Ты — потрясающая женщина. Я не удивлюсь, если и наш друг Богородский это заметил.

— Что? — Она резко села на разложенном шезлонге и нашарила рукой лежавшие рядом трусики.

— Что с тобой? — вскинул он брови. — Почему ты так среагировала на мои слова? Что-то не так? Я имел в виду, что не заметить такую женщину и не увлечься ею просто невозможно. А…

— Ты… прости. Я поняла.

— Алена, — посмотрел он ей в глаза, — у тебя возникли какие-то проблемы?

— Да. Но я тебе не хотела говорить об этом сейчас. Зачем портить отдых?

— Но если ты все будешь держать в себе и не будешь со мной откровенна, то отдых уж точно будет испорчен. В чем дело?

— Пожалуйста, принеси что-нибудь выпить. — Она облизнула сухие губы.

Он ушел, и она перевела дыхание, быстро натянув купальник и пригладив волосы. Надо ему сказать все. Теперь или никогда. «Теперь», — решилась Алена. Он вернулся с двумя бокалами мартини, в которых плескались маленькие оливки.

— Это подойдет?

— Вполне.

Он уселся прямо на палубу, скрестив босые ноги в обрезанных до колена джинсах. Она невольно обратила внимание на его узкие, изящные ступни и рельефные мускулистые икры. На его обнаженном до пояса теле перекатывались мышцы, но не перекачанные, в нем все было в меру, все гармонично. Он откинул со лба влажную прядь волос.

— Ну, я тебя слушаю. Внимательно. Ты знаешь, от врача, как от священника, ничего не скрывают.