Худо-бедно, но имя Антонио Вивальди стало обретать известность за пределами лагуны. Так, из города Ров иго ему пришло предложение сочинить серенаду для солистов и оркестра по случаю отъезда тамошнего градоначальника Франческо Скверни в связи с окончанием срока службы. Это произошло в июле. Стояла несусветная жара, на город обрушился сирокко, лишивший возможности дышать свежим воздухом. В дневные часы нельзя было высунуть нос наружу. Как ни лестно было предложение, Антонио не хотелось трястись в карете в такой зной, и он решил ответить отказом. Но этому воспрепятствовал отец, который принялся убеждать сына, что от столь удачно подвернувшегося случая грешно да и глупо отказываться. На сторону сына встала мать.

— Да как же можно отправляться на край света по такой жаре? — не выдержала Камилла. — Он задохнётся в тесной карете и помрёт. Бедный мой сыночек!

Как бы там ни было, но именно отец пояснил сыну, как пишется многоголосная оркестровая серенада при непременном введении в неё аллегорических и мифологических персонажей. Основная цель такого произведения — воспеть деяния лица, которому оно посвящено. Прождав напрасно наступления дождливой погоды, Антонио решил отправиться в путь, надеясь за день добраться до цели. Несмотря на духоту и дорожную пыль, он не расставался в карете с партитурой, внося последние исправления и дополнения в почти завершённую работу, над которой частично трудился дома и в приюте Пьета.

Когда он прибыл в Ров иго, славящийся своими розами, серенада была полностью готова, получив название «Состязание долга». Автор посвятил её красавице Елене Миноцци Кверини, жене отъезжающего градоначальника. Это был первый крупный успех Антонио за пределами лагуны, о котором долго вспоминали благодарные слушатели.

То лето выдалось чрезмерно жарким, и на смену ему пришла зима с невиданными для тех широт холодами. Уже в начале 1708 года до материка — terraferma можно было дойти пешком по льду замёрзшей лагуны, а товары и провизия из Местре доставлялись на удивление венецианцев целыми обозами по накатанному пути. Замёрзли все каналы и протоки — такого не помнили даже старожилы. К счастью, суровая зима оказалась единственной бедой, обрушившейся на Венецию, если учесть, что в то время почти вся Европа была охвачена огнём войны, обошедшей стороной Святейшую республику.

Несмотря на дикий холод, все театры работали и каждый вечер заполнялись публикой, которую в немалой степени привлекали хорошо натопленные залы. Не отставали от них и богоугодные заведения, давая чуть ли не ежедневно концерты во время столь непривычного на льду, но, как всегда, шумного и затейливого карнавала, на который съехалось множество гостей из соседних областей.

В самом начале карнавального праздника в Венеции неожиданно объявился именитый гость — молодой король Дании и Норвегии красавец Фридрих IV, принёсший с собой арктический холод, как ворчали венецианцы. Король прибыл инкогнито под именем графа Олембургского, чтобы чувствовать себя вольготнее и вдоволь повеселиться, забыв об этикете. Узнав о желании короля находиться в городе инкогнито, в сенате вздохнули с облегчением, ибо теперь не придётся особо раскошеливаться на официальные приёмы и обеды по случаю визита монаршей особы из страны, как и Венеция, придерживающейся политики нейтралитета. Некоторые патриции взяли на себя заботу о пребывании короля и его увеселении. Так, когда король на день остановился в Виченце, его принимал тамошний капитан-губернатор Антонио Фарсетти, закативший пышный приём. В Венеции ему оказывают гостеприимство, не отходя от короля ни на шаг, здешние патриции Фоскари, Эриццо, Дольфин и Нанни. Однажды Фридрих IV изъявил желание испытать судьбу и посетить Ридотто[18]. Однако согласно строгому предписанию войти в известный игорный дом можно только в карнавальном костюме — bauta. Ему на выбор была предложена дюжина различных маскарадных одеяний с маской. Выбрав по вкусу один из таких костюмов, король не расставался с ним, посещая театры, концерты и прочие увеселительные заведения, что позволяло ему хранить инкогнито, особенно на сомнительных ночных пирушках с местными гетерами.

Слава о концертах, даваемых в приюте Пьета, была велика, так что коронованные особы и другие именитые гости Венеции не обходили вниманием этот признанный «храм Эвтерпы», стараясь побывать там хотя бы раз. Его пожелал посетить и Фридрих IV. После мессы он остался на концерт, заинтересовавшись голосами юных хористок, но не сумев их разглядеть через решётку. Хроникёр местной газеты так описывает это событие: «Его Величество в сопровождении иностранных послов появился в Пьета в 11 утра. После исполнения хором девушек Credo и Agnus Dei зазвучал оркестр. За дирижёрским пультом стоял дон Антонио Вивальди, заменивший болеющего маэстро Гаспарини. Как и подобает, концерт был отмечен высоким вкусом и прошёл с большим успехом». Воспользовавшись присутствием коронованной особы, Вивальди виртуозно исполнил сверх программы одну из своих сонат, что вызвало бурный восторг слушателей. Губернатор Виченцы Фарсетти подвёл его к королю, который выразил музыканту своё восхищение. Едва Фридрих IV покинул Пьета, как дон Антонио, кликнув гондольера, поспешил к издателю, но не к Сала, а к Антонио Бортоли, который в те дни готовил публикацию его op. II из двенадцати сонат для скрипки и basso continue. На сей раз рыжий священник внял совету практичного отца, который не раз втолковывал сыну, что при нынешней большой конкуренции музыкант никогда не должен упускать ни один удачно подвернувшийся случай. В посвящении скандинавскому королю Вивальди написал: «Находясь на троне, своей высочайшей милостью Вы соизволили снизойти до того, кто недостоин поцеловать последнюю ступень Вашего пьедестала». В отличие от прежнего посвящения сонатного цикла патрицию Гамбара теперь Вивальди не испытывал никаких сомнений или угрызений совести и выразился так, как это было принято тогда при обращении ко всем коронованным особам.

Довольный оказанным гостеприимством и обласканный венецианцами король 6 марта отбыл восвояси, увозя с собой подаренные ему сенатом три пушки, отлитые в его присутствии на Арсенале, и сборник двенадцати сонат Вивальди с посвящением автора.

К сожалению, не обошлось без дурного известия, омрачившего радость Вивальди после успешного выступления перед королём, о чём на следующий день в венецианских тавернах и аристократических салонах велись оживлённые разговоры. Совет попечителей приюта Пьета без каких-либо объяснений решил не продлевать больше контракт с рыжим священником. Причина столь неожиданного отказа, по мнению Джован Баттисты, могла быть в том, что обременённый множеством дел Антонио не уделял должного внимания преподаванию в Пьета. Однако это возмутило Камиллу до глубины души, и она никак не могла согласиться с предположениями мужа.

— Да как же так? — недоумевала она. — Он с утра до вечера занят с ученицами.

Но причина была в другом. Едва приютские воспитанницы овладевали мастерством игры на музыкальных инструментах и могли действовать самостоятельно, как ради экономии средств прижимистый попечительский совет тут же отказывался от услуг их наставника. Как ни обидно было дону Антонио и сколь ни возмущались домашние, само это решение отнюдь не обескуражило Вивальди, ибо он давно нуждался в передышке. Более того, сам отказ на продление контракта был им воспринят как некий знак Провидения. С некоторого времени он упорно трудился над новым циклом, состоящим из скрипичных произведений, под общим названием Estro Armonico, то есть ор. III из двенадцати концертов для одной, двух и четырёх скрипок. Как-то после ужина он показал отцу непросохшие от чернил нотные листы, объяснив, что под словом Estro подразумевается вдохновение, творческий импульс, порыв, полёт фантазии. С таким богатством мелодий и столь выразительной гармонией звуков Джован Баттисте пока не доводилось сталкиваться, и он не мог не порадоваться за сына.