в этой жизни. Даже не заметила того, как превратилась в бездушную, глупую, самодовольную куклу. Стыдно в этом признаваться. Но она была честной. И когда же это началось? Сейчас неважно, когда. Это случилось. И всё-таки это важно. Произошло это тогда, когда три года назад её мать рассказала ей об её уникальности и о том, как ей следует себя вести, по каким правилам жить и чему ещё следует научиться. И она начала учиться. Но по мере того, как приходили знания, росло самомнение, подруги становились скучными, а друзья — недостойными её великой миссии. И вот тогда она придумала для себя игру: раз она избранная, то её должен найти сказочный принц. Она каждый вечер ходила на утёс и ждала его там. Её профессор посмеивался над ней, нечасто, но иногда, когда замечал её плохое настроение.

— Что, Оля, опять вчера не встретила своего принца?

— Не встретила, — обычно отвечала она и всегда задавала себе вопрос: шутит он или так глубоко проник в её суть?

Человек-то он был непростой. Очень умный, и с дельфинами он ладит лучше неё. И учит её многому, и она часто даже удивляется тому, как много он знает. Но он никогда не развивал эту тему дальше, и она успокаивалась до следующего раза. Но никто и никогда не приходил на этот утёс. Днём туда не пускали, а ночью было не интересно — дельфинов не видно. И обходили этот утёс и местные, и отдыхающие. И только она ходила и ходила туда каждый вечер и ждала.

А вчера вечером в воздухе пахло грозой. Небо было чистым, но воздух ионизирован до предела. Искрили провода, светились кроны деревьев, она сама была наэлектризована так, что если протягивала руку к какому-нибудь предмету, то проскакивали искры. Особенно её встревожили дельфины. Когда она пошла с ними попрощаться, то увидела, что они глубоко под водой, и всплывают только для того, чтобы вдохнуть, осторожно, почти бесшумно набирают воздух и снова уходят под воду. Они даже не обратили на неё внимания. Но они очень внимательно изучали заграждение бухты, как бы оценивая и примеряясь. Но она не придала этому значения, она знала, что из бухты убежать нельзя. Она даже решила, что они над ней подшучивают, и, помахав им рукой, побежала на свой утёс. И, уже подбираясь к вершине, она в тревоге подняла голову и замерла. На вершине утёса, на самом краю, чуть расставив ноги, окружённый лёгким сиянием, стоял высокий мужчина и смотрел в небо у себя над головой.

Вот он, принц. Встречай!

А потом было всё, что было. И вот принца нет. Он уехал. Наверное, поехал догонять ту дамочку. Стоп! Вот и добрались до сути. И всё-таки — это ревность! Ведь утром она её не заметила за его широкой спиной и обрадовалась, увидев его на помосте. Она не разглядела его вчера в темноте, но все клеточки в её теле пели: «Это он!» А потом она увидела эту женщину.

Да. Она ревнует. Ревнует бешено, по-звериному, неукротимо. Как низко и как стыдно! И он это понял.

А ведь он ждал её. Она видела радость, вспыхнувшую в его глазах. Он сделал несколько попыток найти с ней общий язык. Но она глупела с каждой секундой. Словно чёрт дергал за верёвочку. Какой чёрт? Она же учёный. Она зоопсихолог. Кто может затронуть в душе струну, которой там нет? Всё дело в ней самой. Оказывается, она совсем себя не знает. И сидит где-то глубоко в душе нечто звериное, тёмное. А мать предупреждала и давала даже ей что-то почитать, но она всё откладывала, а потом забыла. И вот оно вынырнуло. Вынырнуло неожиданно, в самый неподходящий момент, и показало ей всю ничтожность её внешнего лоска и хороших манер.

«В вашем маленьком сердце нет места даже для любви».

Ничего. Она ещё докажет! Но доказывать было уже некому, разве только себе.

Она встала, задёрнула штору и включила свет, нашла хорошо спрятанную книгу и начала читать.

А Мирракс, прогарцевав на дельфинах до соседней бухты, выбрался на берег. На прощанье он ещё поболтал с дельфинами. Но как только он сделал первый шаг по сухому, на ногах у него снова появились сандалии.

— Не волнуйся, заберу, — произнёс он загадочную фразу и начал карабкаться вверх.

Берега здесь были крутые, но бухточки очень живописные. Он знал, что всё сделал правильно. Он чувствовал, что полюбил эту девушку. Ни одна женщина до сих пор не вызывала у него ни таких чувств, ни таких ощущений. Но он знал и другое. Его жена должна быть сильным и духовно мощным человеком, иначе она просто погибнет. Ему хотелось, чтобы Ольга оказалась такой, какой показалась она ему в первый момент. Но от него это уже не зависело. Он мог воспитывать её, но сделать другой не мог.

Он уехал в большой город, чтобы поискать там необходимые детали для приборов, которые хотел сделать.

Ольга на следующий день не пошла на работу. Ей нужно было выспаться, а главное, нужно было переварить то, что она узнала из книги. А это стоило того. Нужно было ещё найти в себе силы, чтобы полностью перестроить себя. Надо себя перестраивать, а не от миссии своей отрекаться. Это уже не вызывало сомнения.

Утром следующего дня она, как всегда, сначала вошла в кабинет профессора. Ей показалось, что там никого нет. И тут она увидела, что на одном углу стола лежат сандалии их гостя, которые он оставил на помосте.

— Интересно, кто же до этого додумался? — возмущённо воскликнула она и направилась к столу.

Но только она протянула руку, чтобы схватить сандалии и бросить к порогу, откуда-то из-за стеллажей вышел профессор.

— Здравствуй, Ольга! Это я принёс сандалии и положил их на свой стол. И очень бы просил тебя руками их не трогать. Ценная, между прочим, вещь. Твои, даже самые дорогие туфли, окажись они на моём столе, я бы выбросил в окно.

Она так и застыла с протянутой рукой. Глаза профессора сияли, и она впервые подумала, что он не такой уж старый.

— Ну как, валерьяночка помогла?

— Не пила я валерьянку! Но поработать над собой пришлось. Я сильно изменилась, профессор.

— Вижу. Но не обольщайся, работа только началась. Даже сандалии этого человека вызывают у тебя агрессию.

— Но это же обувь. Ей не место на вашем столе!

— Я же тебе сказал — это очень ценная вещь. И предупреждаю: первого, кто до них дотронется, выгоню