Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разумеется, да, – мгновенно ответила Абигайль.
Джоан плела венок. Ее быстрые пальцы ловко перебирали стебельки цветов, в то время как пальцы мисс Абигайль быстро «рассказывали» ей о чем-то. Девочка не смотрела на свое вязание, выполняя его автоматически, и сосредоточила все свое внимание на «вязании» мисс Абигайль.
Макс взял прутик и дотронулся до руки Джоан. Та чуть вздрогнула и подняла глаза. Пальцы Абигайль на секунду замерли.
– Я ничего… Я – так… – виноватым шепотом сказал Макс. – Вы говорите, говорите.
Он подпер щеку ладонью и со скучающим видом уставился на шерифа.
– … Но выход есть! – продолжал между тем свою речь Гарри Хепберн. – Этот выход – в разумном терпении. Пройдет лет пять-шесть, фермеры станут настоящими ковбоями, научатся толком палить из своих ружей, а их мальчики подрастут. Гейр Кинг может подчинить две сотни необученных военному ремеслу мужчин, но когда их станет шестьсот, Гейр Кинг умрет.
– А время, Гарри? – спросил Макс.
– Какое время?
– То, о котором вы говорите – пять-шесть лет. За это время мальчики научатся бояться, а их отцы – гнуть шею перед бандитами.
– Не научатся, – лицо шерифа стало твердым. – Я не позволю.
– А почему, допустим, должно пройти пять лет, а не семь или даже десять? – Макс нервно передернул плечами. – И, кстати говоря, как можно научить человека побеждать свой страх, если он вынужден постоянно гнуться перед мерзавцами?
– Ты глуп, Макс. Человека не сложно сделать смелым, если он знает, за что он рискует жизнью.
– За десять долларов, которые ему вдруг не захочется отдавать Гейру Кингу?
– За свободу, Макс.
Мисс Абигайль на секунду прервала свой бессловесный монолог с Джоан и взглянула на шерифа. В этом взгляде было что-то недоуменное, учительское и растерянное, а когда молодая женщина перевела глаза на Макса, тот вдруг подмигнул ей в ответ.
– Все так, Гарри, – Макс притворно вздохнул. – Быть рабом среди людей, мягко говоря, не совсем здорово. Но, говоря о свободе, вы забыли про одного человека.
– Про кого же?
– Про самого себя, шериф. Вы – да и я вместе с вами – выбрали себе уютное и тихое место над схваткой. Мол, время все расставит по своим местам. Но разве мы с вами и в самом деле местные боги, а не обычные люди? Вы наверняка уже вычитали в книжках, что самая трудная победа – победа человека над самим собой или, хотя бы, над обстоятельствами, которые часто окружают нас, как сеть. А как мы будем бороться с собой, шериф, если мы, по сути, вне игры?
– Такие рассуждения слишком часто становятся оправданиями для слабаков, – уверенно возразил шериф. – Что значит победа над собой и кто будет судьей в этой схватке, Макс? А что значат как какие-то там обстоятельства, если человек – не мямля, а именно человек – должен, просто-таки обязан, преодолевать их. И в первую очередь внешние обстоятельства, а не какие-то там придуманные им самим внутренние. – Шериф перевел взгляд на мисс Абигайль. – Совсем недавно я говорил вам о том, что не понимаю смысла молитвы, и вы, мисс, ловко поймали меня на том, что утром я все-таки молился. Браво, мисс Абигайль! Вы нашли во меня те, так называемые, внутренние обстоятельства, о которых только что упомянул Макс. Но давайте рассмотрим, что за чувства заставили меня сделать это…
– Не чувства, а обстоятельства, – напомнила Абигайль.
– К черту обстоятельства, я не боюсь никаких обстоятельств! – взревел Гари Хепберн. – А если у меня возникают какие-то проблемы с этими чертовыми обстоятельствами, я вынимаю свой кольт. Теперь что касается моей утренней молитвы, о которой я благополучно забыл. Я просто боялся, понимаете?.. – Гарри Хепберн на секунду замер, словно признание в слабости поразило и его самого. – Да, я просто боялся, но опять-таки боялся не за себя, а за Джоан. Чарли постарался убедить меня, что в предстоящем деле с Гейром Кингом нет никакого риска для девочки, но Джоан все-таки только ребенок. Может быть, очень ловкий, очень смелый, но не совсем умный. Теперь ответьте мне, что такого унизительного в том, что я трусил за Джоан и просил за нее у Господа Бога, в которого искренне верю?
Макс перебирал тонкие ветви сухой яблони, с каким-то особым вниманием рассматривая их. Он с треском сломал пару веток и бросил их в костер.
Шериф внимательно смотрел на лицо Абигайль Нортон.
– Ну?.. – строго и уже с добродушной улыбкой спросил он. – Что же вы скажете, мисс Абигайль?
Молодая женщина чуть наклонила голову и потерла пальцем висок.
– Понимаете, в чем дело… – медленно начала она. Заметив, что Джоан внимательно смотрит на ее губы, пытаясь уловить смысл сказанного, Абигайль высоко подняла голову: – Знаете, какая разница между вами и вашим помощником, мистер Хепберн?
– Не сомневаюсь, что эта разница есть, – кивнул шериф. – Но при чем тут какая-то разница между мной и Максом, если мы говорим о человеке вообще, об его свободе, трусости и об отношении к неким внутренним и внешним обстоятельствам?
– Притом, что все люди разные, – на лице мисс Абигайль вдруг появилась тень грусти. – Заметьте, мистер Хепберн, я не говорю, что люди бывают плохими и хорошими, я говорю о том, что они разные. Сейчас я задам один вопрос вам и вашему помощнику Максу, и вы многое поймете.
Шериф дернул плечом.
– Ну, задавайте…
Абигайль какое-то время молчала, глядя на свежие веточки в костре, которые бодро лизало пламя.
– Как вы думаете, мистер Хепберн, если бы все люди верили в Бога, так, как верите вы сами, это было бы хорошо или нет?
Гарри Хепберн выслушал вопрос с философским спокойствием.
– Да, – немного подумав и пыхнув табачным дымом из трубки, сказал он. – Я не сомневаюсь, что это было бы хорошо. Человеку не стоит забывать ни о своем разуме, ни о науке, ни о вере в Бога.
Абигайль посмотрела на Макса Финчера.
– А как думаете вы, Макс?
Очевидно, помощник шерифа успел подумать над вопросом и резко замотал головой:
– Нет! Пусть люди верят, но только не так как я.
– Перестань корчить из себя обиженного Иуду, – поморщился шериф. – Ты нормальный человек, Гарри, и ты занимаешься полезным делом. Кстати, мисс Абигайль, что вы хотели сказать… нет, точнее, прояснить своим непонятным вопросом?
– Я хотела только подтвердить вашими ответами то, что люди разные, – молодая женщина улыбнулась. – И вы сейчас вы в этом убедились. Дело не в том, чего и почему боится человек, чего он хочет или к чему стремится. Очень часто человеческие желания зависят