вашем я слышу участие;

Мне вам отрадно внимать…

Только природе страданья незримые

Духа дано врачевать!

Иван Захарович Суриков

(1841–1880)

Зима

Белый снег, пушистый

В воздухе кружится

И на землю тихо

Падает, ложится.

И под утро снегом

Поле забелело,

Точно пеленою

Все его одело.

Темный лес что шапкой

Принакрылся чудной

И заснул под нею

Крепко, непробудно…

Божьи дни коротки,

Солнце светит мало, —

Вот пришли морозцы —

И зима настала.

Труженик-крестьянин

Вытащил санишки,

Снеговые горы

Строят ребятишки.

Уж давно крестьянин

Ждал зимы и стужи,

И избу соломой

Он укрыл снаружи.

Чтобы в избу ветер

Не проник сквозь щели,

Не надули б снега

Вьюги и метели.

Он теперь покоен —

Все кругом укрыто,

И ему не страшен

Злой мороз, сердитый.

Детство

Вот моя деревня:

Вот мой дом родной;

Вот качусь я в санках

По горе крутой;

Вот свернулись санки,

И я на бок — хлоп!

Кубарем качуся

Под гору, в сугроб.

И друзья-мальчишки,

Стоя надо мной,

Весело хохочут

Над моей бедой.

Все лицо и руки

Залепил мне снег…

Мне в сугробе горе,

А ребятам смех!

Но меж тем уж село

Солнышко давно;

Поднялася вьюга,

На небе темно.

Весь ты перезябнешь, —

Руки не согнёшь, —

И домой тихонько,

Нехотя бредешь.

Ветхую шубенку

Скинешь с плеч долой;

Заберешься на печь

К бабушке седой.

И сидишь, ни слова…

Тихо все кругом;

Только слышишь: воет

Вьюга за окном.

В уголке, согнувшись,

Лапти дед плетет;

Матушка за прялкой

Молча лен прядёт.

Избу освещает

Огонек светца;

Зимний вечер длится,

Длится без конца…

И начну у бабки

Сказки я просить;

И начнет мне бабка

Сказку говорить:

Как Иван-царевич

Птицу-жар поймал,

Как ему невесту

Серый волк достал.

Слушаю я сказку —

Сердце так и мрет;

А в трубе сердито

Ветер злой поет.

Я прижмусь к старушке…

Тихо речь журчит,

И глаза мне крепко

Сладкий сон смежит.

И во сне мне снятся

Чудные края.

И Иван-царевич —

Это будто я.

Вот передо мною

Чудный сад цветет;

В том саду большое

Дерево растет.

Золотая клетка

На сучке висит;

В этой клетке птица

Точно жар горит;

Прыгает в той клетке,

Весело поет,

Ярким, чудным светом

Сад весь обдает.

Вот я к ней подкрался

И за клетку — хвать!

И хотел из сада

С птицею бежать.

Но не тут-то было!

Поднялся шум-звон;

Набежала стража

В сад со всех сторон.

Руки мне скрутили

И ведут меня…

И, дрожа от страха,

Просыпаюсь я.

Уж в избу, в окошко,

Солнышко глядит;

Пред иконой бабка

Молится, стоит.

Весело текли вы,

Детские года!

Вас не омрачали

Горе и беда.

Степь

Едешь, едешь, — степь да небо,

Точно нет им края,

И стоит вверху, над степью,

Тишина немая.

Нестерпимою жарою

Воздух так и пышет;

Как шумит трава густая,

Только ухо слышит.

Едешь, едешь, — как шальные,

Кони мчатся степью;

Вдаль курганы, зеленея,

Убегают цепью.

Промелькнут перед глазами

Две-три старых ивы, —

И опять в траве волнами

Ветра переливы.

Едешь, едешь, — степь да небо, —

Степь, все степь, как море;

И взгрустнется поневоле

На таком просторе.

В ночном

Летний вечер. За лесами

Солнышко уж село;

На краю далеком неба

Зорька заалела;

Но и та потухла. Топот

В поле раздается:

То табун коней в ночное

По лугам несется.

Ухватя коней за гриву,

Скачут дети в поле.

То-то радость и веселье,

То-то детям воля!

По траве высокой кони

На просторе бродят;

Собралися дети в кучку,

Разговор заводят.

Мужички сторожевые

Улеглись под лесом

И заснули… Не шелохнет

Лес густым навесом.

Все темней, темней и тише…

Смолкли к ночи птицы;

Только на небе сверкают

Дальние зарницы.

Кой-где звякнет колокольчик,

Фыркнет конь на воле,

Хрупнет ветка, куст — и снова

Все смолкает в поле.

И на ум приходят детям

Бабушкины сказки:

Вот с метлой несется ведьма

На ночные пляски;

Вот над лесом мчится леший

С головой косматой,

А по небу, сыпля искры,

Змей летит крылатый;

И какие-то все в белом

Тени в поле ходят…

Детям боязно — и дети

Огонёк разводят.

И трещат сухие сучья,

Разгораясь жарко,

Освещая тьму ночную