Гелий, составлявший четверть массы всей юпитерианской атмосферы, еще предстояло обработать. Большая его часть, как отбросы рудничных операций, интереса не представляла. Драгоценной крупицей был изотоп гелий-3, в десять тысяч раз более редкий по сравнению с гелием-4. «Фон Нейманны» кропотливо разделяли два этих компонента, спускали обычный изотоп и хранили более легкие молекулы в жидкой форме. Когда накапливалась сотня тонн, резервуары становились полны, и «фон Нейманны» оказывались готовы к тому, чтобы начать свое длинное восхождение к отрыву от планеты.

Но не этот триумфальный выход прибыла засвидетельствовать Вильса. Аномальные сигналы прибыли на станцию «Геба», кружа по орбите Юпитера в полумиллионе километров над самыми высокими облачными слоями. Тристан Морган засек эти сигналы и распознал их как исходящие от одного из двух «фон Нейманнов», которые висели теперь перед «Ледой». Пока погружаемый аппарат сближался с жукообразными машинами, Вильса разглядела источник проблемы. Интенсивное тепло — предположительно удар молнии — расплавило и деформировало один комплекс заборных трубок Вентури и резервуаров. «Фон Нейманн» шел как-то кособоко, бледный водородный выхлоп шипел из его основания.

Вильса довела «Леду» до дистанции в сотню метров от фон Нейманна и соотнесла их курсы. «Фон Нейманн» опускался со скоростью примерно километр в минуту. Затем она сфокусировала синтетические системы изображения на искалеченном борту.

— Чертовски скверно! — Тристан Морган изучал повреждения. — Честно говоря, гораздо хуже, чем я думал. С такой потерей водорода мы могли бы долететь до верхнего края атмосферы, заменяясь на ходу. Но он никогда не наберет вторую космическую скорость.

— Что мы тогда можем сделать?

— Ничего. Пока он не достигнет орбиты, никакой возможности для ремонта нет. Этот мы можем списать.

Вильса уставилась на обреченную машину. Внезапно она показалась ей живой и страдающей, несмотря на заверения Тристана, что разум и функции «фон Нейманнов» весьма ограниченны.

— Ты хочешь сказать, что мы просто бросим его здесь искалеченным и он будет плавать вечно?

— Он не будет плавать вечно. Он будет продолжать тонуть до уровня больших давлений и температур. Посмотри на индикатор глубины. Ты теперь на один-три-два-семь. К тому времени, как «фон Нейманн» достигнет шести-семь тысяч километров, температура поднимется до двух тысяч градусов Цельсия. Он расплавится и распадется, а содержащиеся в нем элементы вернутся обратно в планетарный бассейн.

Голос Тристана звучал непринужденно, однако Вильса сумела представить себе более личную версию. Откуда он знал, что температура будет продолжать подниматься, и откуда он знал, что у «фон Нейманна» нет своих чувств? Что, если он обладает самосознанием? И что, если он обречен функционировать и вечно падать сквозь все эти плотные слои?

Тут Вильса сказала себе, что вечно это продолжаться не может. На уровне в семнадцать тысяч километров, согласно Тристану Моргану, Юпитер развивает давление в три миллиона земных атмосфер, и водород из газообразной переходит в металлическую форму. Что бы ни случилось на более высоких уровнях, такого перехода «фон Нейманн» не переживет.

В голове у Вильсы снова зазвучала музыка — серьезная и размеренная. Панихида в тональности до-минор. Павана для мертвого «фон Нейманна». Она продолжалась минут десять, пока ее не прервал далекий и тонкий голос Тристана Моргана.

— Если только ты не собралась в поездку до самого низа вместе с «фон Нейманном», я предлагаю немного поуправлять «Ледой». Ты сейчас на один-три-три-семь. Хочешь вернуться на более высокий уровень и еще немного там покурсировать? Или ты хочешь вернуться? Должен упомянуть, что я получил звонок от твоего агента.

— Магнуса? И что он сказал?

— Никакого сообщения. Он все еще на Ганимеде, и он хочет, чтобы ты ему позвонила. Немедленно.

— Черт бы его побрал. Почему он всегда думает, что у него есть ко мне разговор? Почему просто не оставит сообщение о том, что ему нужно? — Вильса подняла перчатки, позволяя автоматической системе «Леды» принять от нее управление и крейсировать на постоянной изобарической глубине. — Ладно. Возвращай меня назад. Но на сей раз помедленней.

— Не выйдет. Нет таких установок. Держись.

Переход был болезненно внезапным. В один момент Вильса смотрела из иллюминатора «Леды» на взбаламученный интерьер Юпитера. А в следующий она уже в шоке облокачивалась о кресло управления на станции «Геба», отчаянно моргая от яркого света. Наушники сами собой скользнули вверх, а перчатки ослабили свою хватку на ее ладонях и предплечьях.

— Ну вот. Ты получила то, на что надеялась?

Тристан Морган склонялся над Вильсой. На вид он совершенно не соответствовал тому холодному, далекому голосу, который она получала через наушники. Это был высокий, ясноглазый и впечатлительный мужчина с выпуклыми щеками бурундука и широкой улыбкой. Как и у всех в системе Юпитера, у Тристана были свои представления о личном пространстве, которые абсолютно не соответствовали предпочтениям индивида, выросшего на Поясе.

Вильса по привычке от него отстранилась, хотя она вовсе не чувствовала себя неуютно.

— Я получила больше, чем надеялась. Гораздо больше.

— Мне показалось, на какое-то время ты совсем далеко ушла. Новый материал?

— Да. И первоклассный. По крайней мере, сами темы. Мне еще следует очень серьезно их доработать. Юпитер — чудесная стимулирующая среда. Жаль, я не предприняла этой поездки раньше, когда работала над сюитой.

— Измени ее. Еще есть время.

— Быть может. — Вильса подошла к одному из иллюминаторов и выглянула наружу. Окольцованная оранжево-бурой каймой, поверхность Юпитера впечатляюще выпирала, заполняя пятнадцать процентов небес вокруг станции «Геба». Глядя на чудовищную планету, Вильса призывала на ум ощущение новой зарождающейся композиции.

Затем она покачала головой.

— Быть может, но скорее всего — нет.

— Хуже, чем тебе казалось вначале?

— Лучше. Но проблема не в этом. Тут вопрос масштаба. Когда ты внизу, ты всегда кажешься себе больше.

— Люди вечно упускают из вида этот фокус с Юпитером. Они знают, что его масса в триста двадцать раз больше земной, но эту цифру использовать не годится. Она только с толку сбивает. Объем атмосферы Юпитера, от верхних облаков до металлической водородной перемычки, в полмиллиона раз больше объема земной атмосферы. Лучше делать такое сравнение.

— Об этой атмосфере получаешь верное представление, когда сквозь нее летишь. Если бы я попыталась вставить новые темы и идеи в сюиту, они бы ее исказили. Неважно, насколько они хороши. Они просто не подходят.

— Случай Бетховена, когда он пытался сделать «Большую фугу» последней частью струнного квартета си-бемоль? Когда его так играют, всегда получается слишком грубо. Потому что пропорции нарушаются.