сосиски не видевший. — Это рогоз называется, его вокруг до… довольно много. Раньше его пионеры собирали чтобы спасательные круги для пароходов делать, а теперь вроде не собирают… А тебе зачем?

— Пух — это практически чистая целлюлоза. Если его обжечь без доступа воздуха, то получится чистый углерод. А если смешать этот углерод с песком… посмотри в библиотеке про печь Ачесона: в ней можно из песка и углерода сделать карборунд. А я сделаю клей, и из карборунда получатся абразивные диски для точильных станков, которые этот победит как гвоздевую сталь точить будут.

— Думаешь, мы сможем у себя карборунд сделать из песка и рогоза?

— Я знаю, что сможем. Но про электричество я предупредила…

В начале апреля в изготовленной в инструментальном цехе печки был получен первый карборунд, причем сразу несколько килограмм. Но для изготовления карборундовых точил Танин клей вообще не понадобился: заводские технологи придумали запекать карборунд в медные матрицы — примерно так же, как делались точила алмазные. И проблема с заточкой победитовых инструментов решилась. А Таня тоже получила желаемое: небольшой турбокомпрессор. Который через стальную трубу, проходящую через несколько мазутных форсунок, качал сильную струю раскаленного воздуха через устье тигля, в котором плавилось стекло. Когда Таня эту свою установку запускала, почти половина цеха собралась посмотреть, что же в результате получится Посмотрели, плечами пожали…

Миша не удержался:

— Тань, а теперь ты не расскажешь, какого рожна мы тут корячились почти две недели? Если ты все это затеяла, чтобы матрас себе помягче сделать…

— Миш, я говорила, что ты дурак? — после этих слов Михаил опешил и начал срочно обдумывать, что бы такое ответить, но только без мата. Но тут же передумал: — Не говорила, потому что ты не дурак. Но иногда немного спешишь. Вот, смотри… кстати, руки не тяни, эта дрянь впивается в кожу и кожа будет неделю зудеть от крошечных заноз. Так вот: я эту штуку аккуратно запихиваю вот в эту коробку… видишь, полную напихала. А теперь прижимаю вот этой крышкой…

— И из целой коробки получилось хрен да маненько.

— Да. А теперь смотри: вот здесь включаю вентилятор, а сюда сую факел мазутный. Дым видишь?

— Да ты сейчас весь цех закоптишь!

— Ага, как же. Ты на вентилятор-то погляди: дым в коробку заходит, а наружу уже не выходит. Руку подставь: чувствуешь, как дует? Потому что эта вата стеклянная воздух пропускает свободно, а вот всяка кака вроде копоти и пыли застревает на стекле. Получается шикарный воздушный фильтр. Правда, на выходе хорошо бы еще бумажный фильтр поставить: мне это не критично, а если такой фильтр к мотору приспособить, мелкие стеклянные волоконца могут оторваться и в мотор попасть.

— Хм… интересно. А к автомобилю такой фильтр приспособить можно?

— Я тебе про это и толкую. Его и к автомобилю… да хоть к танку приделать можно! Кстати, я слышала, что в танках фильтры совсем паршивые, так ты подсуетись, найди коробку подходящую, мы сделаем фильтр для танка и ты его отвезешь в Горький попробовать.

— Почему я?

— Наверное, я напрасно не говорила, что ты дурак. Ты головой-то подумай: вот приедет девочка на танковый завод, скажет: я тут фильтр такой замечательный придумала, какой все вы, тупые бараны, за двадцать лет выдумать не могли. Сможет потом эта девочка на своих двоих домой вернуться? А ты все же комсорг цеха, начальник участка, причем экспериментального участка.

— Логично. А тебе такой фильтр зачем?

— А мне для химии нужен углекислый газ. Чистый, но здесь его, кроме как из дымовой трубы, и взять-то негде. А если этот фильтр поставить… кстати, вот тебе еще журнальчик один интересный почитать на досуге. Вот, смотри: мне вот такая штука нужна. Но это не срочно, можешь ее хоть до следующей недели делать…

— Белоснежка, а тебя давно не пороли? Что-то ты слишком много говорить стала толстым голосом.

— Имею право.

— Это какое-такое право ты имеешь?

— Право сильного. Скажу немцам в госпитале, так они придут и тебя побьют.

— Ну-ну… а штука, вроде, не особо и сложная… только здесь опять киловатты такие расписаны…

— А у нас киловатты совсем закончились?

— Совсем. Честно скажу: если бы не ты изобрела дровяную машину, то и на печь Ачесона нам бы электричество не разрешили тратить. А раз три дня в месяц электростанция, считай, на твоих дровах работает, то начальство решило пойти тебе навстречу.

— Мне⁈

— Ну они же поначалу не знали, что всему нашему цеху. Теперь знают, но электричества больше нет.

— А где взять?

— Где-где… ах да, все время забываю, что ты довоенного времени не помнишь совсем. В Ленинграде на Электросиле до войны делали ветровые генераторы, много делали — и их по всей стране ставили. Их еще где-то тоже делали, я в журнале читал: ленинградские были на пятьдесят киловатт и на двадцать пять, а еще какие-то на семьдесят, что ли. И еще делали совсем маленькие, киловатт на семь, но где — уже совсем не помню, может в Воронеже, может еще где. Вот найти бы такие генераторы… только их сейчас уже не делают.

— Миш, ты уже человек взрослый и при должности. Закажи в библиотеке, пусть найдут документацию по этим генераторам. Пусть хоть в Ленинград едут и с завода ее вытащат!

— Ага, тебе я документацию принесу, а потом ты меня заставишь эти генераторы и делать. Фигу!

— Миш, я хоть и совсем блондинка, но думать не разучилась и понимаю, что на пулеметном заводе генератор не сделать… с приемлемыми затратами. Но у меня есть еще одна идея, и чтобы ее продумать, мне нужна как раз документация по ветрогенераторам. Ну что стоишь? Беги документацию добывать!

— А при чем тут блондинка? Волосы у тебя, конечно, необыкновенные, но очень красивые, тебе идет… Ладно, насчет документации постараюсь. А еще я тогда завтра Байрамали Эльшановичу подарок принесу. У меня родственники в Богородске такие ремни хорошие делают! Таким ремнем тебя можно будет пороть каждый день до совершеннолетия, ему сносу не будет! А насчет коробки для фильтра — это я к завтрему решу. Ты на завод-то придешь?

Таня довольно долго обдумывала простой вопрос: из чего ей производить этилен. Проще всего его было делать из обычного спирта — но этот «продукт» сейчас имел слишком высокую рыночную стоимость. Вторым по простоте получения этилена шел бензин — но и его излишка как-то не наблюдалось. Третьим — получение его из ацетона, которого, впрочем, тоже купить было невозможно. Зато ацетон можно было довольно легко сделать, чем Таня и занялась. И даже не сама занялась, а подрядила на это дело пионеров из первой и второй школ. Работа-то несложная и совершенно неопасная: нужно собрать в лесу дрова, притащить их на завод, напилить-нарубить, запихать в стальные реторты (которые взрослые дяди засунут в перегонные печки), а потом в железные бочонки с полученным конденсатом насыпать известь. И всё…

Совсем всё, если не считать того, что и реторты требовалось изготовить, и печки выстроить — но после того, как Миша привез из Горького отчет об испытаниях воздушного фильтра (вместе с предписанием от самого Устинова немедленно начать их серийный выпуск), и сталь для реторт появилась, и с кирпичами для печей проблем не стало. Реторты на заводе вообще за полдня сварили, вместе с нужными бочками и водяными холодильниками, а печки выстроили выздоравливающие немцы.

Таня Ашфаль решила, что свои медицинские навыки она восстановила — и в первом госпитале теперь появлялась лишь ночью — на обычное свое «ночное дежурство» и чтобы поспать. Да и в третьем времени проводила не очень много. То есть положенное для обучения медперсонала время она честно отрабатывала, а потом немедленно мчалась на завод. Или неторопливо шла: с середины апреля она по пути на завод возглавляла колонну «выздоравливающих» немцев. Первое время эта колонна вызывала в городе определенный ажиотаж, но уже через неделю даже милиционеры лишь провожали ее ленивыми взглядами…

Формально Таня была назначена «главным врачом-преподавателем», но официальным начальником третьего госпиталя был назначен (причем «по совместительству») Иван Михайлович, и он, в очередной раз туда зайдя, чтобы проверить как идут дела, лишь поинтересовался у девочки:

— Таня, а почему немцы все тебя баронессой называют? Это ты их заставляешь?

— Не совсем заставляю, я им просто с самого начала представилась как фрейфройляйн. Немцы вообще — а военные особенно — привыкли подчиняться по какой-то своей иерархии. Я тут в книжке вычитала, что в ту войну, если полковник был из простых, а подполковник или даже майор был с титулом,