Пальцы Ишы с правой руки, ободранные о мелкие камни и, видимо, ушибленные, разжались. Она выронила старую дупатту. И, настигнутая резким порывом ветра, ткань с прошлой жизни выскользнула из её рук. И взлетела, поднятая ветром. И взлетели распущенные волосы Ишы, обрамляя её лицо, отчаянно направленное вслед за играющими складками улетающей оранжевой ткани. Один из всадников, ехавший впереди, вдруг повернулся, уловив краем глаза яркое пятно, вдруг появившееся в воздухе. И, кажется, взгляд его лёг туда, откуда вылетела оранжевая накидка. На растерянную Ишу. В чьей левой руке трепетала моя старая голубая дупатта. Ярко выделявшаяся на фоне сиреневых юбки и чхоли сестры.

Поллав, подскочивший к нам, грубо схватил её и мои новые дупатты и резко сдёрнул их вниз, закрывая наши лица. Кажется, он этих всадников боялся. И вместе с Моханом – я следила за их ногами – к повозке подошёл. И блеснули два изогнутых кинжала в ножнах, выдернутые из свёртка и лёгшие на дно повозки, рядом у рук молодых мужчин.

– Этих ракшасов тут только не хватало! – пробурчал Мохан, но, впрочем, тихо-тихо.

– Ракшасов?! – испуганно ахнула Иша.

Поллав вдруг грубо схватил её за локоть и подтолкнул ко мне. Садхир оглобья повозки опустил. И встал рядом со мной. Поллав быстро извлёк из свёртка третий кинжал в ножнах.

– К-кто это? – испуганно подскочил к нам Яш.

А ветер, изменив направление, швырнул пыли ему в спину. Кажется, те опасные всадники приближались.

– Думаешь, нападут? – шёпотом спросил Мохан у кого-то из братьев.

Ржание лошадей приближалось.

– Точно! – ахнул вдруг Садхир. И полез вдруг отвязывать с ручки вины какой-то шнурок.

Чуть приподняв голову, подсматривала за ним из-за шали. К счастью, полупрозрачной, всего лишь укутавшей мир в голубую дымку, кое-где и вовсе закрывая изгибами узоров или зеркальцами да камнями вышитыми.

Шнурок, свитый из серых и синих нитей. Или… шерсти? Что это за материал? Так сразу и не пойму. А посреди подвеска: клык тускло-зелёный неизвестного зверя. А, нет, камень скорее. И залитый в золото, овальной формы. Камень в форме клыка чуть выступает из золотой основы, будто коготь. А узоры на золоте… как будто я уже видела где-то что-то похожее?..

– Ты уверен? – мрачно, но тихо спросил Поллав.

– Попробовать стоит, – серьёзно ответил ему брат. И торопливо повязал шнур себе на шею, снизу от бус из рудракши.

А стук копыт приближался. И новое облако пыли, выбивавшееся из-под копыт их скакунов, ветер швырнул в нас.

Сестра задрожала и испуганно прижалась ко мне. Вместе с дупаттой голубой, родителями подаренной, смятой уже сильно, в дорожной пыли и даже в крови Иши. А мои женихи встали иначе, у повозки, так, чтобы сразу и не разглядеть кинжалы, лежащие между свёртков и скрытые за их спинами.

Мучительные мгновения тишины. И резкое ржание почти над моей головой, разорвавшее тишину и заставившее меня вздрогнуть.

Ещё крепче прильнула ко мне сестра. А шесть лошадей остановились возле нас. Я подглядывала за ними из-под шали, из-под пересекавшей моё лицо золотой каймы и густой вышивки над ней. И сама вздрогнула, заметив, что один из всадников направил свою лошадь прямо к нам.

– А тут красивых девушек прячут, я погляжу, – насмешливо сказал один из воинов-всадников. И блеснули на солнце, пролезшем чуть из щели между туч, большие, круглые подвески его золотых серёг.

Тут уже братья выхватили своё оружие. И многозначительно вытянули хищные, острые лезвия из ножен.

– На драку нарываетесь, о презренные? – мрачно уточнил один из спутников главного, подобравшегося так близко ко мне и Ише.

Поллав почему-то покосился на среднего брата. Дядю было вообще не видно. Вот только что рядом был – и уже нет. Под телегу, что ли, забился?!

– За своих женщин мы будем стоять до конца, – твёрдо сказал Садхир, смотря прямо в глаза тому из кшатриев, кто держался впереди от своих, ближе к трём кинжалам музыкантов.

– Да что-то уже убежало у вас! – насмешливо отозвался тот самый резвый и болтливый из воинов, задумчиво подняв руку левую, чтобы потереть усы и бороду.

Потереть… улетевшей дупаттой сестры!

Ткань, бодро-оранжевая, длинная, свисала от его лица и по боку его лошади. И до земли. И Иша, чуть взгляд скосившая по земле, приметила оранжевый край знакомой ткани, лежащий у конских ног на земле. Той, подаренной ещё живыми отцом и матерью. И, видимо, не в силах расстаться с одним из последних напоминаний о людях, которых не стало, да ещё и так внезапно, ещё и недавно, вдруг отлепилась от меня – и рванулась подхватить край дупатты из-под конских копыт.

Она не решалась смотреть наверх, потому и не видела, что другой край её шали уже держит вооружённый кривым мечом незнакомец, слишком толстыми золотыми украшениями обвесившийся. Она рванула, отчаянно рванула край дупатты на себя, а мужчина лишь улыбнулся, не отпуская. И тогда, не понимая, отчего шаль не идёт обратно к ней в руки, шаль такая родная, хотя и измазанная уже в грязи дорожной и её крови из ободранной руки… тогда глупая Иша подняла голову и взгляд туда, куда уползал оранжевый край. И новая, роскошная дупатта, не поддерживаемая ничем, соскользнула с её головы. Соскользнула по длинным распущенным волосам. По плечам её соскользнула, падая уже своим концом, роскошным и блестящим, в дорожную грязь.

Когда блестящая драгоценными нитями, маленькими вышитыми зеркалами и камнями драгоценными шаль стала спадать, воин напрягся, да подался вперёд. Скрытое всегда привлекает взор сильнее открытого. Особенно, когда вдруг выпадает возможность подсмотреть.

Но, когда соскользнул по волосам край с золотой каймой и вышивкой из завитков диковинных цветов, меж которых блестели камни и зеркальца, когда соскользнул по плечам и по груди вниз, обнажая испуганно сиявшие глаза моей сестры, кшатрий на лошади вдруг застыл, разглядев её лицо. И то ли глаза испуганные зацепили его, то ли бледное лицо, украшенное драгоценным блеском тёмных глаз Ишы.

Девушка испуганно застыла, наполовину обнажённая. Лишь половина дупатты осталась, обёрнутая вокруг талии и груди, грудь, взволнованно вздымавшуюся, обвивавшая туго каймой с вышивкой золотой, да с искрами камней драгоценных и зеркал круглых, маленьких, уже свободно стекающих с тёмной тканью вниз, в складки посвободнее. Взгляд мужчины соскользнул с лица на грудь, покрытую блестящей тканью и драгоценной вышивкой. Шумно выдохнула несчастная девушка, отчего ткань и грудь как-то резко и неприлично уж поднялись и опустились.

Поползла вдруг яркая, старая, простая дупатта из разжавшихся пальцев засмотревшегося мужчины. Но, впрочем, через миг уже, свесившись с седла, незнакомец подхватил оранжевый край. Резким движением поднял дупатту с земли, встряхнув, да никак с лошади не свалившись, будто только и делал днями целыми, что скакал на лошади, да висел в изогнутых, странных позах. Он даже тюрбан с головы своей не потерял! Хотя, казалось, естественно было бы тому упасть при таких-то выкрутасах носившего его. Воин дупатту встряхнул – и облако пыли дорожной окутало Ишу. И она отчаянно чихнула, от мелких крупиц грязи задыхаясь.